Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
На этот раз устройство лагеря заняло больше времени, чем обычно: пришлось строить защитный палисад вокруг осадных орудий, поскольку варяжская гвардия пыталась разрушить их во время коротких и яростных вылазок, случавшихся по шесть раз на дню. То, что палисад возводили долго, чуть не доконало Грегора: он все время торопил события, чтобы мы могли вернуться на корабли и взять курс на Египет. Я тоже этого хотел. Мало того, у нас снова начали иссякать припасы, но отдаляться от лагеря в поисках провизии было небезопасно. Теперь даже самый последний пехотинец понимал необходимость одержать победу быстро: как только коронуют царевича Алексея, он сразу всех накормит. Организовали семь батальонов, и те несли неусыпную охрану укреплений и фуражиров. Но стоило какому-нибудь батальону заступить на дежурство, не проходило и часа, как он сам был вынужден отбиваться от противника. Через несколько дней такой жизни нервы у всех уже были на пределе, терпение иссякало, а в животах постоянно урчало.
Во время подготовки к решительному бою Бонифаций много времени проводил наедине с царевичем Алексеем. В лагере никто не питал теплых чувств к претенденту (так его стали здесь называть, чтобы не путать с другим Алексеем, узурпатором), да и он сам не походил на закаленного боями воина. Грегор, занимавшийся детальной разработкой боевых планов, с неприязнью наблюдал, как царевич заискивает перед Бонифацием, считая маркиза своим спасителем, ближайшим личным другом и наперсником. Алексей скорее напоминал бесполезного щенка, который благодарно пускает слюни и егозит у хозяйского колена.
Каждый день после обеда Бонифаций созывал у себя в шатре военный совет. Чтобы присутствовать на этих совещаниях, Дандоло сходил на берег. Меня нанимали как лютниста, хотя никто, даже Дандоло, не слушал ни одной ноты. Иногда я ощущал себя пешкой в тонкой, но беспощадной борьбе венецианца за лидерство, которую тот вел с Бонифацием: дож стремился подавлять всех своим авторитетом, насколько это было возможно, и демонстрировать, что все его прихоти будут в любом случае удовлетворены. Самый простой способ добиться этого — потребовать что-нибудь смехотворно изысканное, как, например, музыканта, которого никто не слушает. Каковы бы ни были его мелочные и низменные мотивы, я был рад возможности узнавать из первых уст, что происходит.
К среде, шестнадцатого, все было готово, и планы наконец огласили: три больших отряда, возглавляемые Балдуином Фландрским, предпримут первую атаку. Три отряда поменьше (включая отряд Грегора) под предводительством Бонифация останутся охранять лагерь и осадные орудия.
Узнав, что ему не быть в авангарде, Отто вновь потерял разум, словно подобный жребий выпал ему впервые.
— Вы в самом деле так рветесь в бой? — спросила его Джамиля из своего занавешенного уголка, где она тихонько оплакивала потерю Перы. — Хотите участвовать в битве, которую никак нельзя одобрить, если есть хотя бы капля морали?
Отто обратил на нее бешеный взгляд.
— Отстраняться от битвы так же аморально, как участвовать в ней, потому что наши глупые вожди дали глупые клятвы. И нечего тут понимать, какое бы положение ты ни занимал. Я не могу разрешить ситуацию в качестве пилигрима, но могу подойти к ней как воин, а раз так, то хочу сражаться. Поэтому, когда придурки вроде нашего, — он ткнул пальцем в меня, — обесславят этот день в вечности, то не будет среди нас ни хороших, ни плохих, но мы хотя бы будем уверены, что выполнили свой долг с честью, пусть даже дело было бесчестное.
Пока я обдумывал, что бы возразить, Джамиля сочувственно ему кивнула.
— Если для вас это так много значит, то, пожалуй, могу вам помочь. Для исполнения вашего желания понадобится только нож.
Уговаривать Отто не пришлось. Мы с Грегором так и обмерли от изумления, когда он и Джамиля склонились в уголке над его кинжалом и принялись о чем-то совещаться. Моя попытка подслушать оказалась безуспешной: Джамиля погрозила мне пальцем.
— Раз так, то ладно, пойду поиграю Бонифацию, — сказал я и стал облачаться в маркизову ливрею.
Меня почти сразу пропустили к нему. Я исполнил три кровожадные песни под аккомпанемент фиделя и уже из подхалимства начал наигрывать «Календу мая» ради смены ритма, когда у входа поднялся шум и вошел — кто бы вы думали? Не кто иной, как Отто. Сразу было видно, что он вошел вопреки решению дворецкого. Его впустили, потому что охранникам не оставалось другого выбора.
— Мессир! — сказал он и буквально влетел в шатер, умудряясь одновременно отвешивать поклоны. — Мессир Бонифаций! — Он бросился на колени к ногам маркиза.
Я чуть не вскрикнул от ужаса, увидев у него в руке толстый пучок черных и кудрявых волос, но все-таки кое-как заставил себя не прерывать игру.
— Мессир, — повторил Отто и посмотрел на Бонифация снизу вверх, не зная, стоит ли продолжать без разрешения. — Вы дали мне слово, что я получу Лилиану обратно, если доставлю вам Джамилю. Именно это я сейчас и делаю, мессир. — И он протянул маркизу пучок волос.
Секунду Бонифаций изумленно взирал на Отто и его подношение.
— Это не Джамиля, — изрек он.
— Это все, что от нее осталось, — продолжил воин. — Она погибла при пожаре в Пере, мессир. Я нашел ее обгоревшее тело, и ничего, кроме этого, спасти не удалось. И вот еще что.
Он повозился со своим мизинцем и сдвинул на его кончик очень тоненькое золотое колечко с красным камнем, которое было на Джамиле, когда она убежала из дворца Скутари. Бонифаций задумчиво нахмурился. Отто задрал руку повыше, склонив голову.
— Предлагаю вам эти доказательства в обмен на Лилиану.
Бонифаций подал знак Отто и, не дотрагиваясь до волос, понюхал их. На лице его отразилось удивление, после чего он кивнул — должно быть, Джамиля или Отто опалили волосы, чтобы они выглядели как надо.
Но потом Бонифаций снова покачал головой.
— Обмена не будет, — сказал он, словно Отто ему внезапно наскучил. — Мы договаривались, что одна женщина пойдет в обмен на другую. Ты предлагаешь мне не женщину. Ты предлагаешь мне доказательства ее смерти. Если хочешь, принесу тебе кое-что из вещей Лилианы. К примеру, у нее теперь много красивых щеток для волос — мои подарки. А еще у нее есть рубашка, полностью сотканная из кружев, которую она надевает исключительно для моего удовольствия. Но я не отдам ее тебе, если ты не вернешь мне принцессу.