Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
— Тогда… мы из дворцовой молочной, пришли отчитаться, сколько телят отлучено от маток.
Я снова покорно махнул рукой.
— Можешь и так сказать, если хочешь. В конце концов, из нас двоих ты говоришь по-гречески.
— А что, хорошая идея? — не отставала Джамиля, расстроенная тем, что я отнесся к предложению равнодушно. Было непривычно видеть ее павшей духом. — Сработает?
— Конечно сработает, — сказал я, пожав плечами, чтобы успокоить ее, но получилось как-то снисходительно. — Давай убедимся.
И мы под руку пошли вперед.
37
Продолжение
от 17 июля 1203 года
Я тупо смотрел на стены Влахерны, ненавидя самого себя за то, что не мог помочь ни брату, ни, самое главное, армии. Напряжение и скука тяжелым камнем легли на душу. Полагаю, бритт с иудейкой вернулись в шатер, терзаясь еще большим бессилием, чем я. Не знаю, дошла ли весть о пленении Отто до Лилианы. Из тех орудий, что мы приготовили к бою, семьдесят были выведены из строя или сожжены.
Самма перебирала ногами, отгоняя мух, и тоже терзалась скукой и недовольством. Я послал молодого Ричарда к стенам дворца найти Оро, кобылу Отто, и привести в лагерь. Молюсь, чтобы у меня не было причин передать ее другому всаднику.
Джамиля отдала мне корзинку с травами и приблизилась к охраннику у боковых ворот дворца. Парень, одетый в форму варягов, был очень молод. Вероятно, он служил оруженосцем, а тут ему вручили топор и приказали охранять ворота. Все опытные воины теперь сражались на стенах или боролись с огнем и венецианцами, идущими вслед за пожаром. Мне было странно, что после атаки врага никто из горожан не прибежал к дворцу суверена в поисках защиты — там, откуда я родом, суверен с его хорошо защищенным замком только для того и нужен.
Джамиля отказалась от затеи с молочным скотом и за три минуты предложила три новые идеи, одинаково провальные. Я с равнодушным видом одобрил каждую. Мне доставляло особое удовольствие сознавать, что, как бы ни была она остра, выискивая недостатки в моих планах, собственные идеи ей не очень удавались. Сейчас Джамиля по собственному решению превратилась в недавно нанятую горничную при имперской спальне. Ее якобы послали в генуэзскую общину за знахаркой (генуэзцы всегда ненавидели венецианцев, собаки такие!). Знахарка принесла лечебные травы, которые могли вернуть его императорскому величеству ясность ума и отвагу, после чего он сумеет решить, как лучше отразить нападение проклятых дьяволов. Нам только и нужно, что пройти в помещение для слуг, а там знахарка приготовит отвары. (Идеи Джамили становились все запутаннее, возможно, чтобы компенсировать глупость.)
Парень засомневался и захотел вызвать с башни кого-нибудь из предводителей. Тут знахарка (чье лицо было закрыто, чтобы не смущать Святой Дух, который лечил через нее) разразилась гневной бранью.
— Она говорит, — перевела Джамиля, — что, пока ты сомневаешься, с лечением можно опоздать. Разве ты не чувствуешь дым? Разве не слышишь шум боя на стенах? Нельзя терять время, нужно действовать быстро. Не пустишь нас прямо сейчас — навредишь своему императору, которому поклялся служить. Ты что, разве не знаешь, где идет сражение? Даже его императорское величество забывает о церемониях во время битвы!
Когда привратник повел нас прямо на территорию дворца, она пробормотала:
— Это тоже не должно было сработать.
Я подал ей сигнал, что не следует суетиться, хотя особой возможности для этого у нас и не было. С трудом верилось, что перед нами вышагивал обычный привратник, ибо туника на нем, хоть и очень короткая, была подогнана по фигуре и сидела отлично, а кроме того, была расшита золотой нитью.
Фактически через несколько минут стало ясно, что план не
— Мы попались, — сказала Джамиля, вцепившись в мою руку с такой силой, что у меня заболели пальцы.
— Если сломаешь мне руку, это делу не поможет, — прошептал я в ответ, и она отпустила меня. — Спасибо. Так что происходит?
— Сейчас увидишь, — ответила она тоже шепотом.
— Не очень хорошее объяснение.
— Пока ничего не могу тебе сказать. Сама не знаю, что будет.
Старик провел нас через арку в другой двор, где росли только пряности. Огород располагался на склоне, и мы с трудом поднимались по нему, временами скользя по грязи, образовавшейся после недавнего полива. Мы вошли в пустую комнату, сложенную из кирпича, со множеством окон. Прошли ее насквозь, потом миновали множество залов, комнат, коридоров и дворов. Уже нельзя было точно сказать, находимся ли мы на дворцовой территории или давно пересекли границу самой Византии. Все строения были кирпичные, с большим количеством окон, хорошо освещенные. Повсюду сновал народ. Придворные были встревожены, а потому не обращали на нас внимания — дворец хоть и не был взят, но находился в осаде.
Люди здесь буквально завораживали своим видом. Все казались мне на одно лицо, но раньше я представлял их совершенно иначе. На первый взгляд, они были такой же масти, как и Джамиля. Но многие женщины красили волосы, придавая им более яркие, рыжие оттенки. Они ходили с непокрытыми головами и весьма странными прическами, на которых отлично сидели бы короны. Все были одеты в длинные платья — фиолетовые, красные, синие, темно-зеленые — со сложным геометрическим рисунком, отпечатанным или вплетенным в ткань, с расшитыми жемчугом рукавами.
Мужчины выглядели еще более экзотично. Начать с того, что все носили длинные волосы и бороды, если не считать тех, кто не имел вообще никакой растительности на лице. Показывая на последних, Джамиля прошептала: «Евнухи». Некоторые ходили в темных шляпах с высокой тульей, другие — в белых тюрбанах. Люди постарше носили длинные подпоясанные одеяния вроде тех, в которые рядились Дандоло и царевич Алексей, но мои одногодки и чуть моложе ходили в коротких туниках, едва прикрывавших ягодицы. Эта одежда была так плотно пригнана, что казалось, будто юноши буквально вросли в нее. На ногах они носили облегающие штаны, расцвеченные затейливым геометрическим узором. Этот народ, видимо, обожал себя украшать.
Неожиданно мы оказались в маленькой комнате с высокими окнами, где царила обманчивая тишина, а почти все пространство занимали свитки, пергаменты и гора перьев, ждущих, когда их заточат. За этой горой восседал скорбного вида мужчина преклонных лет. Одет он был во все красное. Греки обменялись какими-то фразами, Джамиля робко пыталась спорить с обоими, а потом этот тип в красном стал нашим новым сопровождающим, чем он был, видимо, не очень доволен. Он повел нас вверх по отполированным деревянным ступеням, начинавшимся за его спиной. (Когда я говорю «деревянным», то имею в виду четыре различных вида древесины, уложенных в сложный узор.) Мы прошли по еще одному лабиринту комнат и коридоров, и только тогда я осознал, что мы действительно попались.