Трон на двоих
Шрифт:
Маленькой Марине эти мысли не приходили в голову. Но тогда их было двое. Тоненькая вначале, а потом всё более и более прочная нить связывала их. Маринка смутно понимала, что сестра забирает у неё большую часть боли и почти неосознанно старалась не отдавать её. И в этой борьбе становилось легче терпеть - не отпуская свою боль, удерживая её в себе… и всё-таки проигрывая в этом своей старшей сестрёнке, упрямо направляющей поток страданий на себя. Лицо Ирины побелело, губы были плотно сжаты. Ветер рвал на ней волосы, отчего голова Иринки казалась объятой мрачным тёмным пламенем… но она шла, поддерживая Марину, которая уже не плакала. Чёрт возьми, это и была магия,
– Я думала тогда о "заражении крови", которым нас так пугала мама, когда мы наступали на гвоздь или в кровь сбивали коленки, - сказала Марина. Она не знала, к кому обращается - к Охотнику, к Ирине, к Коту или ко всем сразу.
– Но мне тогда не хотелось напоминать об этом Ирине. Я старалась терпеть боль самостоятельно… а потом связывающая нас невидимая ниточка вдруг окрепла и мне показалось, что она раскалена добела…
…и стекло вдруг перестало резать и рвать им босые ноги. Сёстры остановились, в недоумении глядя на расцарапанные и порезанные ступни.
– Не болит, - растерянно сказала Маринка.
– Совсем не болит!
– торжествующе подтвердила Ирина.
– Значит, даже в земле Грызмага мы можем постоять за себя!
– Наша магия действует, - прошептала Марина, стараясь не думать о торжествующих микробах, миллионами копошащихся сейчас в ранах. Кровь почти не текла, но выглядели их ноги ужасно. Наверное, в любой поликлинике девочек сразу же уложили бы на каталки и повезли в операционную, где врачи уже ждали бы их со сверкающими ножами и пилами наготове. Марина закрыла глаза и потрясла головой. Не думать, не думать об этом! Они вернутся в королевство и залечат все-все раны!
А сейчас взрослой Марине приходилось справляться самой. Её вдруг накрыла волна гнева. Что же, чёрт возьми, происходит? Почему она должна ковылять на своих израненных ногах по проклятому мёрзлому стеклу, кривясь и охая? Она уже не та маленькая девочка, которую пугали мрачные силы Грызмага. Да, конечно, они пугают и сейчас, но уже по-другому! Сейчас она переживала за друзей и любимых, за обманутую Грызмагом сестру, так и не увидевшую простого счастья - собственного ребёнка. Так и не вышедшую замуж, так и не пожившую в собственной семье, с её радостями, бытом и неприятностями… ведь будь ты хоть миллион раз королева, но прежде всего ты - женщина! В этом, именно в этом сейчас её, Маринина сила - женская неодолимая сила бытия.
Да пусть она и сгинет здесь, вне времени и пространства, на могильных равнинах Грызмага… всё равно она уже победила! У неё есть сын, у неё есть мужчина, в которого она начала влюбляться по-настоящему, искренней любовью зрелой и состоявшейся женщины. И что может сейчас сделать с ней Грызмаг? Оставить навеки здесь, как Ирину? Лишив памяти, лишив всего того счастья, что пришлось на её не такую уж и короткую жизнь?
– Да вот шиш!
– рассмеялась она, выпрямившись посреди закаменевшей в смерти равнины.
– Вот ещё! Ни черта у тебя, Грызмаг, не выйдет. Воспоминания о плохом будут терзать меня, но и воспоминания о хорошем - тоже будут! О сыне, о друзьях, о любви, о материнстве…
"А я лишил всего этого твою сестру!" - пророкотал в её голове скрипучий низкий голос.
– Не лишил, - тихо сказала Марина, недобро усмехаясь.
– Ещё не лишил, мерзкий ты, жирный червяк! Потому что я ещё жива. И потому, что я - здесь.
Она ожидала, что всё вокруг взъярится… и Грызмаг, выворачивая из земли колоссальные глыбы, явится перед ней, подобно огромному вулкану, чтобы стереть в пыль… но всё оставалось по-прежнему. Вот только ноги перестали болеть…
Она стояла на всё тех же острых и злых осколках стекла, торчавших отвратительными зубами из окаменевшей грязи, твёрдо и уверенно. Под пыльными сбитыми каблуками хрустнули раздавленные острия. Волосы собрались в свободно заплетенную косу. Правая рука привычно лежала на эфесе меча. Магия двух королев - с ней была истинная магия двух королев, о которой так часто упоминал им Карла - пусть даже сейчас Марина и была одна, а тело её сестры лежало под двумя метрами каменистой уральской земли.
Марина медленно вынула клинок из ножен и подняла его кверху. Несколько мгновений она колебалась… но правильное решение пришло к ней ровной мощной волной ощущения того, что именно это сейчас и нужно.
– Рыцарь Маренго, - спокойно сказала она.
– Пришло твоё время! Королева Ирина ждёт.
И он встал перед ней, без лат и доспехов, в простой потёртой кожаной куртке. Повязка на голове намокла кровью, на щеке алела глубокая рана… но - живой, со спокойным лицом. Только глаза горели радостью.
Он склонил перед ней голову и глухо сказал:
– Спасибо за то, что призвала меня.
Она не расспрашивала Рыцаря ни о чём, хотя ей и очень хотелось узнать, чем кончился бой. На мгновение у неё мелькнула страшная мысль, что она призвала к себе на помощь душу погибшего, но Рыцарь был живым, реальным, уставшим и раненым. Марина подумала, что магия, позволившая ей призвать Рыцаря Маренго к себе, имеет и оборотную сторону. Наверное, он ничего не помнил сейчас, - кроме того, что должен идти с младшей сестрой выручать свою возлюбленную королеву.
"Может, этот шаг подсказала мне сейчас сама Ирина?" - подумала она и едва сдержала слёзы радости. Пока ещё ничего не произошло. Ничего такого, чему можно было радоваться… кроме появления верного друга, конечно!
А тридцать лет назад сестрёнки просто обняли друг друга, радуясь тому, что не болят ноги, что нет больше мерзкого холода. Так, держась за руки, они дошли до моста, за которым терялся в мёртвых потёмках Город Напрасно Умерших, в котором не светилось ни одного живого огонька. Бледными гнилушками светился крутой противоположный берег, маслянистые воды тяжело скользили под выгнутой аркой моста. Казалось, что не вода, а нефть или какая-то другая безжизненная жидкость, приняла на себя мертвенную вековую сонливость. Ни травинки не росло на этих берегах, ни всплеска не было слышно, только пахло чем-то приторным.
Маринке это смутно напомнило запах в старой церкви, куда её, совсем ещё кроху, привела когда-то бабушка. Ей даже снились иногда яркие блестящие оклады, в которых терялись тёмные от времени лики святых. А под ними хаотично лепились огарочки свечей с длинными сосульками оплавившегося воска. Ей было и страшно, и интересно, и она крепко держалась за плотную ткань тёмной бабушкиной юбки. А когда к ним подошёл неожиданно молодой бородатый священник с весёлыми глазами и поздоровался, Маринка пустила тихую слезу. Не потому, что испугалась, а как-то неожиданно для себя… может, потому, что бабушка пришла на отпевание какой-то своей старой подруги, и женщины в платочках уже готовились петь, тихо переговариваясь между собой. Само отпевание Маринка не помнила - её за руку вывели из храма, и она бродила около церкви, стоявшей на горе уже не первую сотню лет, смотрела на протекающую далеко внизу реку, на раскинувшийся за ней город, кутавшийся в зелёную пышную листву, на дымящиеся трубы комбината. Старинное кладбище при церкви было солнечным и весёлым… ни капельки не похожим на мрачные равнины Грызмага.