Трон на двоих
Шрифт:
– Это город снов, - сказала Ирина.
– Противных, бесконечных, тоскливых снов. Помнишь, мы читали с тобой про Аид? Души умерших печалятся о земной жизни и жалуются Орфею и Одиссею.
Маринка молчала, слабо удивившись тому, что сестра ещё размышляет о чём-то. Сама она уже почти забыла обо всём. Её несло вязким потоком безвременья… и это вполне устраивало её. Позади осталось не так уж и много плохих воспоминаний, чтобы мучить себя мыслями о них. Но и хорошие воспоминания постепенно стирались, становились светлой печалью - оставалось только лёгкое скольжение в темноте, среди непрерывно меняющихся улиц. "Это не так уж и плохо,
…и дёрнулась, получив пощёчину.
– Маринка, ты что, спишь на ходу?
– яростно прошипела Ирина.
– А ну-ка открой глаза! Ты что, хочешь тоже в эти тряпки завернуться?!
– Иринка отвесила мне плюху, - пробормотала Марина.
– Иначе бы, Рыцарь, я так и осталась бы здесь.
– Это она может, - помолчав, сдержанно отозвался Рыцарь.
– А это место способно заворожить не только маленькую девочку. Если бы вы не заговорили со мной, королева, то, боюсь, вам пришлось бы дать оплеуху и мне. Я только что долго беседовал с давно погибшим другом.
Марина покосилась на спутника. Здесь, в Городе Грызмага понятие "время" было абстракцией - но она готова была поклясться, что последний час (минуту, день?) Рыцарь шёл рядом и ни с кем не разговаривал.
– Мы почти пришли, Рыцарь, - сказала она.
– Эта не меняющая очертаний громада впереди - обитель Грызмага.
Идти эбеновыми залами дворца Грызмага, всё равно, что переживать ночной кошмар. Тот, в котором ты заблудился в незнакомых пугающих просторах тёмных залов. Временами Маринка почти испытывала удушье - так близко придвигались блестящие полированные стены, а иногда клаустрофобия уступала место страху ребёнка, блуждающего среди огромных, уходящих во тьму колонн, обхватом своим не уступающих дому. Шорох босых ног эхом отзывался отовсюду, многократно усиливаясь, искажаясь, принимая вдруг самые пугающие формы - от отдаленного рёва вампирской стаи до издевательских смешков уродливых карликов, прячущихся в тёмных углах. Над головой во тьме хлопали крылья нетопырей… а быть может, это души маленьких эльфов кружились над сёстрами, не в силах выйти из тьмы.
Пол был отполирован так, что приходилось делать над собой усилие, чтобы разыгравшееся воображение не превратило их в неверную гладь застоявшейся чёрной воды. Запах увядших цветов и влажной земли кружил голову.
– Маринка, я на тебя обопрусь, - вдруг прошептала Ирина, тяжело повиснув на руке сестры.
– Держи меня…
– Держу, Ириночка, держу!
– испугалась Маринка, сразу же стряхнув с себя морок.
– Ты только не падай, ладно?
– Я поддерживала Ирину, - с гордостью прошептала взрослая Марина.
– У неё ушло слишком много сил на то, чтобы тащить меня, сонную, за собой.
Рыцарь молчал. Какие думы одолевали его сейчас, какие видения? Марина с тревогой ощущала, как он отдаляется от неё, становясь странно бестелеснее и слабее - словно выцветая и начиная сливаться с темнотой колоссальных залов. Она схватила его за рукав и повернула к себе, заглядывая в глаза, обычно такие угрюмые и жёсткие, а теперь подёрнутые странным бессилием.
– Ирина, - сказала она.
– Ирина совсем рядом, друг мой. Ты ей очень нравишься… и в той жизни, и в этой… и даже здесь, в царстве Грызмага. Это чувство было готово перерасти в любовь, понимаешь?
На секунду у неё сжалось сердце - настолько равнодушным и пустым был его взгляд. Таким взглядом встречает старую жену глубоко задумавшийся подвыпивший старик, машинально, по привычке, откликнувшийся на зов вошедшей супруги. Но знакомое упрямое выражение уже появилось на лице Рыцаря, и Марина с облегчением перевела дух. Надежда, загоревшаяся в его глазах, обрадовала её. Рыцарь молча поцеловал ей руку и потянул за собой. Теперь он шёл немного впереди, и шаги его были тверды, а звук каблуков не давал эха.
Глава 28. О том, как спасают напрасно умерших
Обсидиановый трон Грызмага огромен и пуст. Как порождение тьмы возвышается он в центре зала, больше похожего на ночную заброшенную площадь, и настолько велик, что вершина его теряется во тьме. Маленькой Маринке он напоминает постамент гигантского памятника где-то на грани яви и сна, потому что смотреть на него, всё равно, что смотреть на набухшие ночным дождём тучи - медленно меняющиеся струи густых, похожих на чернила стеклянных потоков, стекают угловатыми глыбами на траурный пол, застывая нелепыми громадами.
Ветер свистит печально и дико, словно сумасшедший пытается напеть заунывную мелодию и постоянно сбивается с ритма. Множество разновеликих ступеней ведут к трону и где-то у самого подножья видна маленькая, скорчившаяся на ступени, фигурка, закутанная в серое.
– Нашли, нашли!
– кричит Ирина и, выпустив руку сестры, бежит наверх, где-то перескакивая через несколько ступеней, а где-то вскарабкиваясь на чёрные уступы. Марина пугается - настолько маленькой становится Ирина в своей бело-синей пижамке. Словно кукла-пупсик ковыляет по стеклянным громадам, словно муравей пытается одолеть скользкие препятствия, словно бумажная куколка-одевашка, несомая грозным ветром. Маринка кричит и бежит вслед за сестрой, боясь остаться совсем одна, пугаясь одной мысли о том, что сейчас задует знакомый ветер и из темноты склонится над ней необъятная статуя, сложенная из могильных плит и камней.
– Алинка, Алинка!
– Ирина уже тормошила скорченную фигурку, борясь с упрямой серой кисеёй, когда совсем выдохшаяся Маринка добралась, наконец, до неё.
– Алинка, это мы - Марина и Ирина! Мы пришли отвести тебя домой!
– Алина?
– в страхе позвала Маринка, борясь с колотьём в правом боку.
– Что ты стоишь, помоги снять с неё эту гадость!
Проклятая дырявая кисея стремилась вновь укутать Алину. Марина видела, как злобно трещала разрываемая и тотчас срастающаяся ткань. Маринка упала на колени, больно стукнувшись плечом о край ступени, и стала помогать сестре. Вдвоём они кое-как освободили лицо девочки - Марина со страхом ждала увидеть запавшие глаза и безвольно открытый рот, в котором тряпочкой висит сморщенный иссохший язык. Но лицо Алины было хоть и бледным, но вполне живым, с дрожащими длинными ресницами и плотно сжатыми губами. В порыве радости Маринка расцеловала Алину в холодные щёки и прижала к себе.
– Алиночка, проснись, зайка!
– зашептала она в розовое ухо.
– Пойдём домой, а?
– Мне нельзя домой, - тихо прошептала Алина и из-под её пушистых ресниц скользнула по щеке маленькая слезинка.
– Почему, глупенькая?
– чуть не ревела Марина.
– Я тебя на ручках понесу…
– Да, - воскликнула Ирина.
– Мы будем нести тебя по очереди. Мы быстро-быстро побежим!
– Он говорит, что я сама виновата, - шептала Алина.
– Я теперь тут буду. Всегда.