Трон Знания. Книга 5
Шрифт:
— Ещё одна витрина разбита, — проговорил охранитель, сидя на переднем сиденье. — Уже пятая.
Адэр не любил сидеть сзади, кроме случаев, когда рядом находилась Эйра. Однако командир сопровождения настоял, чтобы правитель занял прежнее место.
— А вот здесь им удалось остановить пожар, — констатировал охранитель, взяв на себя роль гида.
Легко объяснять и рассуждать, когда вокруг дома, покрытые копотью, и обугленные деревья, пустые глазницы окон и дверных проёмов, на дороге месиво из жидкой грязи, стёкол и каменной крошки. Ручьи омывали чёрной водой бордюры и тащили щепки,
Головную машину охраны вновь остановили. Переговорив с местными стражами, командир сопровождения подбежал к автомобилю правителя и открыл дверцу.
— Здесь мы не проедем. Вверх по улице рухнуло деревянное здание. Говорят, ночью был шквальный ветер, поэтому огонь перекинулся на дома. Файк, сдавай назад. Подъедем к храму с южной стороны.
Вскоре автомобиль медленно поехал к центру площади, давя шинами грязь, камни и щепы. Наконец затормозил перед лестницей, ведущей к изваянию многорукого человека. Открыв дверцу, Адэр с порожка прыгнул на ступени и поднялся к статуе святого.
На краю площади находилось то, что ещё вчера вечером являлось объектом поклонения и гордости последователей религии ирвин. Главный храм конфессии превратился в гору камней, стекла и металла. Седой дымок, заплетаясь в похоронные венки, лениво стелился над развалинами, похожими на могилу.
Рабочие аварийной и пожарной служб разбирали завалы, тянули шланги, давали указания трактористам, водителям грузовиков и пожарных машин. Отборная ругань, долетающая до ушей Адэра, не смущала его. Стоя спиной к статуе, он смотрел на пожарище и вспоминал, что означают предметы в руках святого. В одной руке зажат меч — просветительство. В другой весы — справедливость. В третьей оливковая ветвь — мир. В четвёртой факел — символ правды.
Адэр не успел вспомнить, что находится ещё в двух руках святого: от толпы рабочих отделилась дородная фигура, облачённая в деловой костюм. На ногах сапоги, на голове каска. Староста Ларжетая…
Неуклюже перепрыгивая через грязные ручьи, староста приблизился к постаменту и, надсадно дыша, поднялся по ступеням. Снял каску и, утерев пот со лба, промолвил:
— Вы быстро доехали, Ваше Величество.
— Торопились. Рассказывайте.
— Загорелось после полуночи. Пока говорить рано, но специалисты склоняются к мнению, что пожар начался в подвале. У них там архив, бумажек не меряно. Перегородки и лестницы деревянные. Их предупреждали, что этот храм объект повышенной опасности, но сами знаете, как спорить со святыми отцами. Да и зданию почти две тысячи лет. — Староста обернулся и вытянул руку. — Ветер туда дул. С той стороны парк, беседки, качели. Дотла сгорел. За парком жилой район. Вот его и прихватило.
— Давно потушили?
— С домами управились к полудню. — Староста указал на развалины. — Храм рухнул, подвал ещё горит. Льём без остановки, по всему городу ручьи, а дым валит и валит. Там у них настоящий лабиринт. А ну-ка, столько веков собирать бумажки. Со всей страны привозили.
— Пострадавшие есть?
— Сторож погиб. Его нашли ещё живого, по дороге в больницу скончался. Беседовали с их самым святым отцом. Говорит, что ночью в храме остаётся один сторож. — Староста хмыкнул. — Кстати, сторож приходится отцу зятем. Приходился… Мужчина погиб, а святоша только про иконы талдычит. А когда заговорил о древних трудах, прямо расплакался. И ещё…
Через час Адэр забрался в салон. Проводив старосту взглядом, приказал ехать в пригород, однако к машине подбежал человек и постучал в стекло. Охранитель высунулся из окна, спросил, что тому надо, а человек вручил ему записку и быстро смешался с толпой рабочих.
Покружив по городу до темноты, машины затормозили возле подворотни. Открыв дверцу, Адэр впустил в салон знакомого священника — члена комиссии по установлению истины. На одном из собраний он признался, что нашёл в архиве конфессии исповедь, обеляющую морун.
— Это моя вина, — проговорил священник, захлопнув дверцу. — Это я во всём виноват.
— Помолчите, — приказал Адэр. Велел шофёру и охранителю выйти и посмотрел на трясущиеся руки священника. — Вы устроили поджог?
— Нет! Что вы! Нет! Я полез туда, куда не надо. Мне пришла мысль: почему бы не прочесть исповедь главы конфессии времён Зервана?
Адэр вжался в спинку кресла. Почему эта мысль не пришла ему? Он ведь знал, что глава участвовал в заговоре, а это священник, сидевший рядом, не знал имён заговорщиков и действовал по наитию. Можно было припугнуть нынешнее руководство ирвинов, подкупить — и история из первых уст была бы в руках комиссии.
— И вы кому-то сказали, — промолвил Адэр, скользя взглядом по пустынной улице. С его разрешения староста Ларжетая ввёл комендантский час.
— Я действовал очень осмотрительно. Не хотел привлекать внимание. Я давно хожу в архив, и со всеми знаком лично. Нашёл в реестре номер зала. Пошёл в этот зал, а туда нужен пропуск. Бес меня попутал. Любопытство — страшный грех.
— Давайте без лирики, — промолвил Адэр.
Запах гари уже действовал на нервы. Хотелось принять душ и надеть свежую одежду. А ещё сильнее хотелось завалиться в постель, укрыться одеялом с головой и отгородиться от собственной глупости.
— Я подал заявку на пропуск. Меня попросили указать: какой документ меня интересует. — Священник всплеснул руками. — Я глупец.
— Я уже понял, — проговорил Адэр еле слышно.
— Я дал заявку вчера вечером, а сегодня утром должен был прийти за пропуском. Что я натворил, что я натворил, — запричитал священник. — Это я виноват.
— Не вяжется.
— Что не вяжется?
— Зачем сжигать храм, если можно отказать вам в пропуске или просто убрать эту исповедь? Перепрятать в другое место или уничтожить.
Священник устремил на Адэра изумлённый взгляд:
— Может, там ещё что-то было? Может, было в залах, куда не нужен пропуск? Может, меня заподозрили?
— Давайте не будем гадать.
Священник обмяк:
— Меня заподозрили. Я так радовался, когда нашёл исповедь няньки наследника Зервана. Обсуждал её грех с коллегами. Ведь сокрытие правды, как и клевета — это грех. Из-за её молчания оклеветали морун, наших покровительниц. Я предложил провести скорбную службу по невинно загубленным душам.