Трон Знания. Книга 5
Шрифт:
Но разве он, Брат, оказался в преисподней не для того, чтобы разрушать её изнутри? Разве не эту цель он выискивал, блуждая два года по стране, таская на плечах котомку с одеянием ангела?
— Как тебя зовут? — спросил Сибла.
Мальчишка шмыгнул носом и снова покосился на отца:
— Дин.
— Ты знаешь, Дин, что тюрьма для мальчиков и взрослая тюрьма находятся в одном искупительном поселении?
— Не знаю.
— А знаешь, что некоторые взрослые дяденьки делают с мальчиками?
—
— Я взрослый, папа, — ответил Дин спокойно. — Я всё знаю.
— Бог мой, — всплеснул отец руками.
— На улице «Штанов» два публичных дома. Там работают только парни. И мужиков ходит к ним больше, чем к шлюхам.
Отец вновь вскочил с табурета и заходил, причитая:
— Боже мой… боже мой… мать ему сказки рассказывает, а он… боже мой…
— Ты туда ходил? — спросил Сибла.
— Нет. Пацаны рассказывали.
— Боже мой… куда бежать… куда бежать… — продолжал бормотать отец.
— Пап… я больше никого не убью, — проговорил Дин слезливым тоном.
Отец затряс кулаками:
— Не верю! Не верю! — Кинулся к сыну, сгрёб его в охапку. — Это всё они. Бедный мальчик.
Сибла похлопал его по плечу и отвёл в уголок:
— Оставьте сына у нас.
Отец часто закивал:
— Да-да, конечно. Помогите ему. Если мать узнает… Как пережить?
— Вы не сможете с ним видеться.
Отец закивал:
— Да-да, конечно. — И вдруг застыл, расширил глаза. — Почему?
— Потому что ваша любовь помешает стать ему человеком. Ваш сын упал, низко упал, и только любовь Бога поставит его на ноги.
— Я никогда его не увижу?
Сибла улыбнулся:
— Увидите. Может, через месяц. Или через два. Оставьте свой адрес, мы вам сообщим.
— Я принесу его одежду.
— Не надо.
Закрыв мальчика в исповедальне, Сибла провёл несчастного отца к себе в кабинет, взял с него письменное разрешение на перевоспитание сына. Распрощавшись, отправился в подвал.
Братья выгребали из деревянного ящичка деньги и складывали монеты в стопки. На проповеди приходило всё больше и больше народа. Людвин считал, что кто-то пригоняет людей в дом молитвы, и этот «кто-то» — Хлыст. Кому ещё могли понравиться слова, призывающие почитать и поклоняться истинному хозяину города? Однако самого Хлыста среди «прихожан» не было.
Суммы пожертвований увеличивались с каждым днём. Волки ели мясо, Братья ужинали в ресторанах, Братство обзавелось слугами и прачками.
Сибла подошёл к столу, посмотрел на стопки монет:
— Мне нужен мешок из рогожи. Лучше два или три. Нужна соль. И несколько комнат в подвале под чистилище.
Братья переглянулись:
— Мы же решили не использовать методы Праведного Отца.
— Мы открываем приют для трудных детей. Первый сидит в исповедальне.
— Это противозаконно, — возразил Людвин.
— В Рашоре мы единственный закон, пора уже понять.
— Нужны документы, разрешающие работать с детьми.
— Вот разрешение, — сказал Сибла и положил на стол лист, исписанный отцом подростка. — Тринадцатилетний вор и убийца. Я не могу открыть тайну исповеди и сдать его властям. Что прикажете мне сделать: отпустить его на свободу? Пусть убивает дальше?
— Нужны настоящие документы, а не эта писулька! — не унимался Людвин.
— Хорошо, — кивнул Сибла. — Хорошо. Я получу документы, хотя приют для праведных мальчиков существовал без всяких документов.
— Не говори о том, чего не знаешь. Бумаги на приют выдала конфессия ирвин.
— Так вот с чьего разрешения меня морили голодом, когда я не мог сходить в туалет по расписанию, — проговорил один из сектантов.
— А меня выставили на снег босиком за то, что я не обрезал ногти, — отозвался второй.
— А мне…
— Хватит! — оборвал Сибла. — Давайте решать. Что сделаем с убийцей?
— Он раскаивается? — спросил Брат, считая монеты.
— Я не беседовал с ним. Но думаю, нет, не раскаивается.
— Побеседуй. Потом и решим.
Сибла вернулся в исповедальню.
Мальчишка сидел на табурете и таращился на святого:
— Почему у него шесть рук?
Придвинув к нему стул, Сибла опустился на сиденье:
— Это долгая история.
Дин посмотрел на двери:
— Где отец?
— Ушёл.
— Побежал проверять, цела ли дырка?
При слове «дырка» Сибла похолодел:
— Кто побежал?
— Он по бабам шляется.
— Кто?
— Кто-кто… Отец. Мать плачет, бабка воняет. А он приходит под утро. Такой сахарный, ноги трясутся. Смотреть тошно.
Неожиданный поворот… Сибла собрался с мыслями и спросил:
— Ты убил его любовницу?
— Я не знаю, кто его любовница. Он на улицу «Юбок» ходит. Там два дома терпимости. Оба за рынком.
Не тот ли рынок, на котором чуть не изнасиловали Найрис? Точнее, изнасиловали. Она была без трусиков, и детина на ней красноречиво дёргался.
— Улица Штанов, улица Юбок… — проговорил Сибла. — Я не видел улиц с таким названием.
— Все так называют, и я называю.
— Хорошо. Рассказывай дальше.
— А что рассказывать?
— Как всё произошло?
— Не помню. — Дин поелозил стоптанным ботинком по полу. — Ваш отец шлялся по бабам?
Сибла уставился в окно. А кто его отец? Избранные Братья всегда приходили к его матери по двое или трое, или толпой, чтобы никому нельзя было приписать отцовство.
— Вам не хотелось его убить? — подал голос Дин.