Трон Знания. Книга 5
Шрифт:
— Можешь звать меня Паж, — сказал он. — Перчатки снять не хочешь?
— Нет.
— Послабее или покрепче?
Сибла кивнул, взирая в зеркало. На заднем фоне человек улёгся на диван, три девицы, вереща, навалились сверху. Сибла посмотрел на своё отражение: что я здесь делаю?
Паж поставил перед ним бокал с чем-то оранжевым. В напитке плавали кусочки апельсина.
— Оплата сразу или завести счёт?
— Сразу.
— Три мора.
Сибла полез в карман. Два плюс три. Пять моров. Невинное любопытство обходилось в кругленькую сумму. Жалование
Сделав глоток, Сибла скривился. Крепкое, зараза… Ну вот, полезли мерзкие словечки.
На шею повесилась блондинка:
— Попробуй меня, я слаще.
— Я заплатил только за выпивку, — проговорил Сибла, глядя в зеркало. Видели бы Братья, чем он занимается.
— Тогда я попробую тебя. — Блондинка легонько прикусила мочку его уха.
На голову словно опрокинули ведро мурашек. Мышцы сработали сами по себе. Развернувшись, Сибла чудом не заехал локтём девушке в грудь. Покосился. Он никогда не видел женскую грудь так близко. Глубокий вырез, из платья выпирали соски, крупные, как горошины.
Блондинка притянула его голову, поиграла языком мочкой уха:
— Если я не идеальна, мы подберём тебе другую девушку.
— Ты идеальна, — промолвил Сибла, с трудом отведя взгляд от ложбинки.
Выпрямив спину, сделал пару глотков. Или напиток стал слабее, или кровь, ударившая во все конечности, погасила градус.
— Ему нужна шлюха с внутренним миром, — промолвила рыжеволосая девушка, опустившись на соседний стульчик. — Мечта любого мужчины. Если что, я говорю о себе.
Блондинка упёрлась рукой в столик и выпятила грудь:
— Угостишь дам выпивкой?
— Мне нужна Найрис, — промолвил Сибла, вновь уставившись на соски.
Рыжеволосая откинула плащ с его ноги и провела ладонью по внутренней стороне бедра:
— Кто такая Найрис?
Сибла заставил себя взять её руку и положить ей же на обнажённое колено:
— Она здесь работает.
— У нас работает Малинка, работает Клубничка, Конфетка, Сахарок… — начала перечислять рыжеволосая.
— Найрис, — повторил Сибла.
— У нас нет имён, красавчик, — проговорила подошедшая брюнетка и дала Пажу непонятный знак. Поверх плеча блондинки протянула Сибле руку. — Я госпожа Ночь.
Сибла сжал её длинные пальцы, да так и замер, поражённый мыслью. Отцу Дина не по карману такие женщины. И такие женщины не станут ублажать прыщавого мальчишку в подворотне за два мора.
— Где здесь ещё публичный дом?
Брюнетка мягко высвободила руку:
— Через дорогу, на задворках. Не публичный дом, а гадюшник.
Паж поставил перед Сиблой полный бокал.
— Я не просил.
Юнец с улыбкой пожал плечами:
— Я угадываю желания. С тебя три мора.
Сибла бросил на стол монеты. Чёрт… так они выудят всё до последнего грасселя.
— Глоток, — проговорила госпожа Ночь и увлажнила языком пухлые губы. — Всего один глоток, и ты взлетишь к небесам, Белый Волк.
Сибла пригубил напиток. Восхитительный вкус. В голове забилась мысль: здесь нельзя оставаться. Если он задержится хоть на минуту, он останется здесь навсегда.
— Кто лучше всех отсасывает? — прозвучал мужской голос со стороны диванчиков. — Даю сотню.
Воспользовавшись оживлением, Сибла поднялся со стула и, пошатываясь, пошёл к выходу. Что они подмешали в напиток? Выйдя из здания, добрёл до скамьи. Кто-то забыл свёрток. Усевшись, зубами стянул с рук перчатки, с трудом застегнул ремешок на бедре, поправил чехол, вытащил нож. Вроде бы, не подменили. Чей это свёрток?
В ушах прозвучало: «Кто лучше всех отсасывает?» Сибла еле успел наклониться вбок. Его вырвало. Улёгся на скамью, подсунул свёрток под голову. Мягкий. Что в нём? Сейчас остановятся кроны, и он пойдёт в гадюшник.
*
Сибла топтался на месте, одной рукой прижимая к себе свёрток, второй поглаживая чехол и рукоятку ножа. Две минуты назад он был в престижном районе. Сейчас будто попал в бедную, грязную, тесно застроенную часть города. Домики — одноэтажные и в два этажа — плотно примыкали друг к другу, образовывая капкан, из которого можно выбраться лишь через тёмную подворотню. Фонари здесь не горели. Луна заливала серебристым соком ломаные крыши, серые стены, узкие зашторенные окна и наружные лестницы. Пахло мочой и чем-то прокисшим.
Сбоку, из постройки вышел мужик. Кашляя и сморкаясь, прошагал мимо Сиблы, обдав его смесью перегара и чеснока. Набравшись смелости, Сибла окликнул его. Спросил, где здесь дом терпимости, и ощутил, как запылали щёки. «В подвале. За кривой лестницей, — ответил тот и, сплюнув, добавил: — Там перекладина. Лбом не врежься».
Сибла спустился по ступенькам, немного постоял у двери — голова до сих пор работала туго. Постучался. Ему открыла старуха: невысокого росточка, щупленькая.
— Мне нужна Найрис.
Ничего не ответив, старуха побрела по мрачному обшарпанному коридору. Что-то ритмично тарабанило в стену с другой стороны. Послышалась отборная ругань, донёсся чей-то вскрик.
Старуха на ходу похлопала ладонью по штукатурке и проорала:
— Лямка! Опять разошёлся? Больше не пущу.
В слабо освещённой комнате было безлюдно. Увидев Сиблу, с дивана соскочила кошка и, довольно урча, принялась тереться о его ногу.
— Кто тебе нужен? — переспросила старуха, запахнув на объёмной груди вязаный платок.
— Найрис.
Старуха приблизилась к дверному проёму и крикнула в темноту смежной комнаты (или очередного коридора?):
— Найрис! К тебе! — Посмотрев на Сиблу, проговорила: — Час три мора, ночь пять моров. Если без резинки, доплата мор. Хочешь в неё спустить, ещё мор. Плати сейчас.
Доносящийся стук в стену стал более ритмичным, сквозь него пробивались хрипы иступлённой похоти. Откуда-то долетел звук шлепков.
— Я передумал, — сказал Сибла и развернулся на каблуках.
Найрис жива. Ему больше ничего не надо.