Трон Знания. Книга 5
Шрифт:
Почувствовав, как её ладонь легла на выпуклость паха, Сибла вскочил, опрокинув стул. Схватил с козырька вешалки свёрток и рванул к двери.
— Не уходите! — взмолилась Найрис.
— Гори в аду! — выкрикнул Сибла и выскочил из комнаты.
Гулкое эхо шагов разлеталось по спящим улицам и переулкам. Глупая луна прыгала по крышам. Белые волки заметались по вольерам, услышав скрип калитки, и успокоились, почуяв родственную душу.
Сибла тщательно помылся, надел чистую одежду. Глядя в зеркало, прикоснулся пальцами к фиолетовой шишке на лбу — он всё-таки налетел на перекладину. Утро встретил в исповедальне,
Из главного зала долетел голос Людвина. Сибла поднялся, отряхнул штаны, поправил полы плаща и пошёл на проповедь.
На скамьях не было свободных мест. Люди сидели на полу между рядами, теснились на подоконниках. Сибла примкнул к Братьям, столпившимся между мраморных колонн, и устремил взгляд на Людвина, стоявшего на возвышении за трибуной. То, что говорил духовный наставник, не доходило до Сиблы. Он увяз в мыслях, как в топком болоте.
— У тебя щёки красные, — прошептал Дин. — И на лбу шишка.
Вынырнув из размышлений, Сибла посмотрел на воспитанника. Белая рубашка и чёрные брюки чуток великоваты. На вырост.
— С кем подрался? — спросил Дин и, приподнявшись на носках, ткнул пальцем Сибле в лоб.
Скривившись от боли, Сибла отклонился назад:
— Я не дрался.
— Значит, тебе врезали.
— Налетел в темноте на двери.
Дин хмыкнул:
— Значит, напился.
Людвин начал восхвалять хозяина города. Намёки: «Вы не видите его и не слышите, но он видит и слышит вас. Думает, как сделать вашу жизнь лучше», — понимали только сектанты. Людвин говорил о Братстве Белых Волков, готовил горожан к замене бандита настоящим хозяином.
— Тебе нельзя здесь находиться. Эта проповедь для взрослых. — Сибла взъерошил жёсткие волосы на голове Дина. — Уходи.
— У тебя рука горячая. Ты заболел?
— Иди, погуляй в саду, — сказал Сибла и проследил за воспитанником, пока тот не скрылся за парадной дверью.
После проповеди прихожане наполнили доверху коробки для пожертвований и покинули дом молитвы. Несколько человек захотели исповедаться, однако Братья почему-то попросили их прийти в другой раз. Сиблу это не насторожило. Он побрёл к лестнице, ведущей на второй этаж. Единственным желанием было улечься в постель и проспать до конца жизни.
— Сибла!
Ступив на первую ступеньку, он оглянулся на Братьев.
— Расскажи, что тебя мучает, — попросил белокурый сектант.
Вздохнув, Сибла вернулся в зал. Сел на скамью. Братья расселись вокруг него, повернувшись спинами к внешнему миру.
— Я хочу открыть детский приют, — проговорил Сибла, облокотившись на колени и поникнув головой.
— Мы уже согласились.
— Приют для всех детей, для маленьких и подростков, для мальчиков и девочек. Только не здесь. Я поговорю с правителем. Попрошу дать дом подальше отсюда. Чтобы была настоящая школа, нормальные люди.
— Нам разорваться? — усмехнулся брюнет.
— Да! — вскипел Сибла и обвёл Братьев взглядом. — Если потребуется, мы разорвёмся. Я лично вгрызусь дьяволу в горло, но никого ему не отдам.
— Где был ночью? — спросил кто-то.
— Гулял. Думал.
Людвин положил ладонь Сибле на колено:
— Человек, задумавший великое дело, не имеет права лгать.
Сибла покачал головой и поведал Братьям о ночных похождениях. Сектанты заговорили, перебивая друг друга: «Ты всё правильно сделал». — «Этот город прогнил насквозь». — «Боже, накажи грешников, расчисти нам дорогу…»
И лишь Людвин молчал. Убрал руку с колена Сиблы. Посидел, взирая в пол. Поднялся и промолвил: «Братья…» Они проследили за его взглядом.
Возле колонны стояла стройная девушка в цветастом платье. На шляпке букетик полевых цветов. В побелевших кулачках сумочка. В ходе жарких обсуждений никто не заметил, как незваная гостья вошла в зал. Но по её виду было понятно, что она стоит здесь давно.
— Найрис… — прошептал Сибла еле слышно.
— Вы думаете, что можно адом испугать человека, который родился в аду? — прозвучал дрожащий голос. — Который всю жизнь был в аду, и сейчас там же. Я не покидала рай, не предавала Бога. Он не вывел меня на перекрёсток дорог и не сказал: «Можешь пойти прямо, направо или налево, выбирай». Он сам сбросил меня в ад. Почему вы осуждаете меня, а не его?
По ресницах Найрис зависли слезинки.
— Меня нельзя осуждать. Я не умею жить по-другому, мне не позволили жить по-другому. Но когда я умру, сам Бог попросит у меня прощения. Он отнесёт меня в рай и отдаст мне всё, что забрал. А вот вы… Я не знаю, где вы окажетесь. — Найрис посмотрела на Сиблу. — Лучше бы вы меня убили. — И вышла из здания.
— Кто должен следить за входом в дом молитвы? — прорычал Сибла и, вскочив, стиснул кулаки. — Кто должен следить за входом в дом молитвы?
— Успокойся и сядь, — промолвил Людвин.
— Кто?!
— Сядь! — приказал Людвин жёстким тоном. При внешней безобидности он оказался не так уж и прост.
Сибла опустился на скамью, обхватил голову руками, боясь, что оглохнет от стука сердца.
— То, как мы поступаем с человеком в самый мрачный период его жизни, показывает нашу человечность, — промолвил Людвин, продолжая стоять. — Ты приблизил к себе ребёнка-убийцу. Ты хочешь защитить не тихих и покорных детишек, а детей, попавших в беду. И пусть это только начало, и пусть нам трудно осознать наше предназначение и принять его, мы пойдём за тобой. Потому что в тебе человечности больше, чем в любом из нас.
— Это правда, Сибла, — прозвучали голоса.
— Сейчас ты страдаешь от того, что встретил взрослого человека с искалеченной судьбой, — вновь заговорил Людвин. — Человека, который тебе не безразличен. Ты жалеешь, что это не маленькая девочка, которую можно забрать у матери-шлюхи и указать ей светлый путь. Её путь: тяжёлый, больной, грязный. Но это тоже путь. Измазаться в грязи легко — отмыться трудно.
— Это верно, — закивали Братья.
— Если мы перестанем сочувствовать, перестанем поддерживать и помогать, если мы начнём судить — те крохи человечности, которые мы удерживаем в себе с таким трудом, исчезнут. И неизвестно, где мы, божьи посланники, окажемся завтра. Не судите. Никогда не судите. Для этого есть Бог. — Людвин провёл рукой по лицу. — Рашор заразил нас. Езжай в замок, Сибла. Попроси моруну приехать к нам. Нам необходимо излечиться. Привези её. Пожалуйста.