Тропа гнева
Шрифт:
…Сухо треснула сломанная тростинка, но Ширак этого не слышал. Кто-то тронул его за плечо. Хорезмиец неохотно поднял голову и вскрикнул. То была Фароат.
— Да сгорит мое сердце! — Она бросила к ногам Ширака нож. — Если бы Кунхаз отдал тебя «орлам», я убила бы его на месте!
Ширак схватился за голову и застонал. Рука Фароат обвила шею пастуха. Они забыли обо всем на свете.
…Фароат лежала на измятом покрывале и шептала, как в лихорадке:
— Когда ты явился в наше племя, у меня тут стало плохо. — Она приложила узкие ладони к вискам. — Не было ночи, чтобы я не видела тебя во сне — твоя душа до утра летала у моего костра. Сердце мое почернело от печали!
Фароат заплакала. По
Нашествие
В середине последнего месяца лета войско Дария подошло к Хорезму. Гонцы известили об этом Шах-Сафара. Царь хорезмийцев, Омарг и Томирис во главе отряда конных воинов поскакали навстречу персам, к окраине оазиса, где кончаются посевы и начинаются пески.
Шах-Сафар спешился и взобрался на холм. Омарг и Томирис последовали за ним. Они смотрели на юг. Прямо перед массагетами возвышалась гряда высоких дюн. Небо за песчаными буграми постепенно темнело. Вскоре окоем затянуло тучами.
— Дождь собирается? — Омарг вскинул брови. — Чудо!
Хотя лето было на исходе, время дождя еще не наступило. Пока зной спадет, пройдет целых два месяца. Вот почему Омарг удивился при виде мглы.
— Ты состарился, Омарг. — Губы Томирис тронула усмешка. — Твои глаза плохо тебе служат. Дождевые тучи бывают черными, а не рыжими!
— Откуда же эта мгла? — рассердился Омарг, — Сказал бы — ураган, однако ветра нет совсем!
— Лучше бы ураган. — Шах-Сафар вздохнул. — То идут персы.
На гребне дюны показался всадник в длинном пестром хитоне. Массагеты побледнели — так и повеяло на них от мрачного лица чужеземного конника запахом дикого, жестокого юга. Перс повернулся в седле, взмахнул дротиком и испустил боевой клич. Из-за бугров выехал отряд воинов. Они поскакали прямо к холму, на котором стояли массагеты.
— Кто такие? — крикнул один из персов, осадив коня и недобро прищурив глаза. — Отвечайте быстро!
— Тише, воин! — Томирис выступила вперед. — Спрашивает хозяин, отвечают гости.
— Хозяин? — Перс скривил губы. — Тут один хозяин — я! Кто такие, ну?
Персы угрожающе выставили дротики.
— Я Шах-Сафар, царь Хорезма, друг Дария, — подал голос Шах-Сафар. — А ты кто, незнакомец?
— Ты — царь Хорезма? — Перс нагло расхохотался. — Я думал — ты пастух. Ну, ладно. Дарий идет в, середине войска. Ждите. Стойте смирно, чтобы вас… случайно не прирезали.
Воины, галдя, поехали мимо холма. Омарга трясло от гнева, Томирис держала его за руку. Шах-Сафар трустно улыбался.
— Он принял меня за пастуха! Эта дикари и не помнят о том, что их цари присвоили своей стране древнее название нашего государства — Ариан-Ваэджа, что бог Ахурамазда, которому они поклоняются, — бог Хорезма, и что Заратустра [4] , которого они почитают, был хорезмийцем!
Гряда песчаных бугров разом почернела, словно на бесплодных дюнах по слову мага в одно мгновение вырос лес. Шла конница персов и мидян. Их разделили на три полчища. Луки всадников напоминали рога горных козлов, с пик свисали кисти из конских волос. За всадниками следовали боевые колесницы. На дышлах и концах осей сверкали огромные кривые серпы, поражающие в битве вражеских воинов. Затем тремя колоннами показалась пехота. Шли арабы-лучники в белых плащах, полуголые египтяне с бумерангами, фракийцы, накинувшие на головы шкуры лисиц и сжимающие в руках дротики. Ассирийцы в медных шлемах пронесли на плечах тяжелые дубины, утыканные
4
Заратустра — легендарный пророк, вероучение которого было распространено в Иране и Средней Азии.
5
Жители города Милета, расположенного в Малой Азии и под. чинявшегося персам.
Миновало два, три, четыре часа, но шествию все не было конца. Высокие и низкорослые, толстые и худощавые, светлолицые и смуглые, молодые и старые воины Дария волна за волной поднимались из-за гряды дюн и тремя бурными потоками устремлялись на равнину Хорезмского оазиса. За пехотой двигались обозы, рабы-носильщики, конная охрана. Если бы все колонны выстроили одну за другой, войско персидского царя растянулось бы на неделю пути. Если же всех воинов поставили бы цепочкой, последний перс еще только выходил бы из ворот Марга.
— Следуйте за мной, — сухо сказал Дарий массагетам, когда Шах-Сафар, Омарг и Томирис предстали перед ним и преклонили колени. Гобрия при виде Томирис едва удержался в седле. Лицо его побагровело от стыда и гнева — он снова переживал позор поражения.
Персы облепили берег Аранхи, как туча саранчи. От скрипа колес и крика ослов и верблюдов глохли уши. Воины в ожидании переправы пили вино, захваченное у массагетов, ели мясо овец, отнятых у массагетов, терзали женщин, отобранных у массагетов, пели во все горло воинственные песни и беззаботно хохотали. С тех пор как орда вышла из Марга, не одна переметная сума была набита дорогими кубками, браслетами, покрывалами, сапогами, коврами, награбленными у кочевых и оседлых массагетов на всем пути следования Дария. «Если начало похода так удачно, то каков же будет конец?» — радостно говорили персы.
Для царя разбили шатер; в нем шло совещание. Дарий настаивал на том, чтобы хорезмийцы, дербики и саки-хаумаварка приняли участие в походе на других массагетов. Гобрия опасался мятежа или тайного удара и возражал повелителю. «Хорошо и то, — говорил горбун, — что Шах-Сафар беспрекословно открыл персам пути к Аранхе» Дарий согласился, но массагетских старейшин из лагеря не отпустил. Он хотел выведать мысли Шах-Сафара, Омарга и Томирис и, если можно, задобрить их, чтобы они не чинили ему помех. Вечером массагетские вожди пировали вместе с царем персов в его палатке. Гобрия выходил из себя; Томирис опасалась, что ее отравят, и принимала вино из рук царского виночерпия лишь после того, как тот сам отпивал из кубка глоток. Дабы царь персов не догадался об их замыслах, Шах-Сафар, Омарг и Томирис и словом и взглядом выражали дружеские чувства. Дарий уверился в их преданности, однако горбун с сомнением качал головой и не спускал с массагетов глаз.
Утром сын Гистаспа выехал на холм и кинул взгляд на Аранху. Она разлила свои воды на полпарсанга, но из волн, один ближе, другой дальше, выступали два острова, заросшие кустарником. На том берегу стояла стена желтого тростника. Вдали синели горы. Да, Гобрия выбрал для переправы неплохое место.
Царь посмотрел налево и направо от себя и подбоченился — полчища сытых головорезов с нетерпением ждали его приказа, чтобы яростно навалиться на врага. Дарий покосился на своих соратников, окруживших бугор, над которым сын Гистаспа возвышался на коне. Мудрец Гобрия, великан Датис, Мегабаз, что всегда исполнителен, Отанес, что всегда осторожен, предводители пеших и конных отрядов… Они добудут царю победу!