Тропа Кайманова
Шрифт:
— Дурсун!.. — позвал он негромко. — Дурсун!..
— О великий аллах! — Дурсун, увидев его, так и всплеснула руками. — Держись, Ичан, ради господа, не упади!
— Теперь я не упаду, Дурсун-джан! Если тебе еще нужен такой вот никуда не годный Ичан.
— О, Ичан! Зачем так говоришь? С тех пор как ты меня спас, вдовье платье упало с моих плеч и я оделась в белый горностай нашей любви!..
Подставив Ичану плечо, Дурсун осторожно вывела его в крохотный дворик, скрытый со всех сторон густой зеленью могучей арчи. Здесь она помогла ему опуститься на заботливо подстеленный палас, ловко подложила под Ичана подушку, и он, счастливый, поджал
Раздался частый цокот копыт на тропинке. Ичан и Дурсун с Ойялы насторожились, но тут же с облегчением вздохнули: сквозь зелень они увидели Ашира на ишаке, по бокам которого были увязаны туго набитые хурджины [11] .
Ашир раза два испуганно оглянулся и даже остановил ишака, прислушиваясь, но, видимо, тревога его была напрасна, и он снова заторопился к хижине.
Женщины вышли навстречу, с поклоном приветствовали Ашира, приняли ишака, поставили в угол дворика, чтобы задать корм, стали снимать с него хурджины.
11
Хурджин — переметная сума, ковровый мешок.
Не выразив удивления, что Ичан вышел во двор и сидит у стенки, Ашир торопливо, с озабоченным видом ответил на его приветствие, пошел помогать своей Ойялы.
Только умывшись с дороги и выпив чаю, поведал он, что его беспокоило.
— Не знаю, с чего начинать, — признался Ашир. — Мысли разбегаются, как овцы, когда в отару заскочит волк.
— Рассказывай скорей, — попросил Ичан. — Мы уж и дождаться тебя не могли.
— Новостей много, — отозвался Ашир. — Самая большая — в ауле Карахар убили Айгуль, зарезали маленькую Эки-Киз...
Ичан, приученный жизнью ко всякому, был ошарашен таким известием.
— Какой черный шакал это сделал? — только и спросил он.
— Говорят, все они, калтаманы Клычхана...
— А что о самом Клычхане узнал?
— На свободе он. Про нас с тобой спрашивал. Наверняка погоню послал.
— Откуда он появился? Он же в лагерях был! Из лагерей так просто не убежишь!
— Сколько хитростей знает охотник, столько дорог знает медведь, — возразил Ашир. — Клычхану все просто... Брату Яздану верные люди сказали, он мне передал: Клычхан обвал устроил в каменоломнях. Людей завалило. Друзья его сказали, что и он в обвал попал. Когда откопали, никого там нельзя было узнать. Под чужим именем — срок кому-то вышел, а он в обвале погиб — Клычхан вместо него и ушел. Опять, говорят, банду собирает...
Некоторое время Ичан молчал. Худшего известия Ашир не мог привезти. Надежды на то, что теперь можно хоть немного пожить спокойно, лопнули, как пузырь на луже после дождя. Уж кому-кому, а Ичану с Аширом Клычхан будет такие камни на дорогу кидать, что один из них обязательно попадет...
Ичан почувствовал вдруг, что смертельно устал. С помощью подоспевшей к нему Дурсун он лег тут же возле приютившей их чабанской кибитки, вытянулся на циновке.
— Слабый ты еще, Ичан, — с сожалением сказал Ашир. — Был бы покрепче, сейчас запрягли бы ишака и ушли все четверо так далеко, что ни Фаратхан, ни Клычхан, никто бы нас не догнал.
— Кто-нибудь знает, что мы ушли?
— Брату Яздану сказал. В случае чего он передаст, послали за нами погоню или нет...
— Разве дело только в погоне? — возмутился Ичан. — Надо
— Зачем это властям? — спросил Ашир. — Один раз уже сообщали, что толку? Все равно Клычхан ушел, опять в горах гуляет...
— Все-таки надо было сообщить.
— «Надо», «надо», — разозлился Ашир. — Свой хабар [12] кончать надо, складывать все в хурджины, уходить отсюда, пока Клычхан нас не нашел... Есть один аул там, где Ак-Су течет, далеко отсюда. У Советов по Ак-Су граница. У самой границы еще один мой брат живет. Поедем к нему.
12
Xабар — разговор.
— Ты, Ашир, всю жизнь смотрел на мир только из своего хурджина. Теперь так нельзя. Мы поедем, другие поедут. Кто будет Клычхана ловить? Сам же с него на тое овечью шкуру снимал, чтоб показать, какой он волк! Останется на воле Клычхан — и на Ак-Су нас с тобой найдет... Думай, дорогой, как властям весть передать. Не придумаешь, поздно будет.
— Из дум плов не сваришь, из словесной муки чурек не испечешь, — огрызнулся Ашир. — Поедем на Ак-Су. Месяц будем ехать, зато живы будем. Когда мы тебя сюда тащили, ты совсем слабый был. А сейчас, смотри, уже покрепче стал. В горах орехов, диких груш, миндаля, урюка полно. Горных курочек силками наловлю, как-нибудь проживем.
Ашир пугливо прислушался. Ичан тоже насторожился. То ли шорох шагов, то ли отдаленный звук копыт доносился со стороны тропинки.
— Может, козы? — предположил Ичан. — Архар какой забежал?
— Не привел ли я кого с собой? — с опаской ответил Ашир. — Было бы у нас хоть какое-нибудь харли [13] .
Ашир стал осторожно подниматься по склону к скале, с которой видно было далеко вокруг. Ичан подозвал к себе Дурсун.
— Обещай мне выполнить то, что я попрошу.
13
Харли — нарезное шомпольное ружье (курд.).
— Скажи, Ичан, все для тебя сделаю, — с готовностью ответила Дурсун.
— Обязательно передай солдатам охраны порядка весть. В горах опять появился Клычхан. Ему удалось убежать из лагеря. Если оставить его на свободе, большая беда придет.
— Но как я оставлю тебя? Ашир ведь ходил. Он — мужчина, наверное, все властям рассказал?
— Ай, Дурсун, я тебя прошу, а ты отказываешься. Мог бы я пойти, не просил бы тебя, сам побежал. Ашир так напуган, никуда больше не пойдет...
— Якши, Ичан, если ты так говоришь, я пойду. Но пока буду ходить, не смогу закрыть раненые разлукой глаза: слезы не дадут.
— Ай, Дурсун, твое место выше моих глаз, на моей голове, только, пожалуйста, пойди...
— Но Ашир может обидеться, что ты не его, женщину послал?
— Ты пойдешь как будто бы в горы...
Ичан не договорил, зачем должна была пойти в горы Дурсун: с того места, где он сидел, видно было, как Ашир, уже добравшийся до скалы, сделал предостерегающий жест.
— Надо сказать брату Ашира Яздану, — продолжал Ичан, — может, он не побоится кому следует все о нас рассказать.
— Зачем это ему? Если сам Ашир Клычхана боится, Яздану еще страшнее, смелым он никогда не был, — возразила Дурсун.