Тропа Кайманова
Шрифт:
— Наряд проверял.
— А сам?
— Сам еще не успел.
— Ладно, не обижайся, проверим вместе...
Какие основания были у Кайманова называть именно старый родник и сухую арчу? Да никаких. Просто любой, кто пробирается издалека, стремится выйти к роднику, отдохнуть в тени. Кроме того, логика подсказывала, если убийца подходил с тыла, самый удобный путь к аулу по отщелку от сухой арчи.
Неприятным для Якова Кайманова в этой истории было еще и то, что об убийстве в ауле он узнал не от лейтенанта Аверьянова, а от своего непосредственного начальника коменданта Даугана капитана Ястребилова. Ястребилов позвонил на заставу и приказал нарочным вернуть с полпути старшего лейтенанта Кайманова,
Яков даже плечами передернул, вспомнив, как бесцеремонно разговаривал с ним по телефону комендант.
— Товарищ Кайманов! Вы там на лошадке прогуливаетесь, а у вас под носом совершено тягчайшее преступление!
— Какое «тягчайшее преступление»? — как можно спокойнее спросил Кайманов, хотя ему очень хотелось одернуть Ястребилова.
— Немедленно поезжайте в аул Карахар, узнаете на месте! — приказал Ястребилов. — Оперативная группа уголовного розыска туда уже выехала.
Вспоминая этот разговор, Кайманов и сейчас жалел, что не осадил коменданта. Сам он выполнял задание начальника отряда и, находясь в пути, просто не мог знать, что произошло за это время в ауле Карахар.
Яков дал знак коноводам держаться позади, когда Аверьянов поравнялся с ним, счел необходимым сделать ему замечание.
— Вот что, лейтенант, — сказал он. — Я считаю ненормальным, что ваши члены бригады содействия, тот же Якшимурад, докладывают обо всем, минуя вас, непосредственно коменданту. О том, что происходит на участке, должен знать прежде всего начальник заставы.
— Не я завел такой порядок, — ершисто ответил Аверьянов. — Может быть, они докладывают, минуя меня, потому, что я местного языка не знаю...
— Капитан Ястребилов тоже языка не знает, — заметил Кайманов. — Обо всем, что будет происходить у вас, прошу информировать также и меня.
— Я вас понял, — сухо ответил Аверьянов. Кайманов направил коня по тропке горного отщелка, заметил свежие следы ишака, прошедшего здесь менее получаса назад.
«Кто бы это мог быть?» — подумал он и на всякий случай поправил кобуру.
Заметив его движение, то же сделал и лейтенант. Коноводы взяли карабины наизготовку.
Присмотревшись, Яков понял, кто здесь проехал, негромко приказал:
— Уберите оружие...
За поворотом тропинки, в кустах ежевики, разросшейся выше человеческого роста, их дожидался, присев на камень, старейшина Карахара Якшимурад.
Вид у Якшимурада настороженный, глаза бегают по сторонам: нет ли кого на бурых от солнца склонах?
Спешились. Коноводы привязали к кустам лошадей, поднялись с двух сторон на гребни увалов наблюдать, чтобы никто не подошел незамеченным. Командиры молча сели рядом с аксакалом.
— Я думаю, какой такой ишан [5] или мулла приказал Айгуль убить, — сказал Якшимурад. Он горестно почмокал губами, покачал головой. — В коране сказано: «Убивайте их, где встретите, изгоняйте их оттуда, откуда они изгнали вас: ведь соблазн хуже, чем убиение...» Есть у нас такие, они даже убийство оправдают кораном.
5
Ишан — духовник (туркм.).
— Кто «они»? — спросил Яков. Якшимурад пожал плечами:
— Если бы знал, сказал бы...
— Если Айгуль плохо молилась аллаху, то маленькая Эки-Киз при чем? — спросил Аверьянов.
— Сам знаешь, когда кричит верблюдица, кричит и верблюжонок, — ответил Якшимурад. — Маленький свидетель тоже может поднять большой шум... Не пощадили, подлые, и ребенка...
— Ты сказал «подлые». По-твоему, убийца был не один?
— Никто не знает. А только такое черное дело
Кайманов помолчал, обдумывая ответ Якшимурада, затем спросил:
— Что скажешь насчет Айгуль?
— Что я могу сказать? — вопросом на вопрос ответил Якшимурад. — Жила тихо, никому не мешала. Когда умер первый муж, второй раз вышла замуж. Ходжа Дурды ее взял. Калым не платил. У муллы брак не записывал. Уехал Ходжа Дурды на фронт, родственники первого мужа не давали ей жить: дети, говорят, Эки-Киз и Атаджан от Ходжи незаконные.
— И ты так считаешь? — спросил Кайманов.
— Я так не считаю. Люди говорят... — ответил Якшимурад. — Похоронная ей пришла на Ходжу Дурды, — продолжал старик. — Родственники второй раз продать ее хотели... Поплакала, погоревала, говорит: «Замуж больше не пойду. Я еще молодая, живу в Советской стране, сила есть, работать буду, детей сама растить буду...» Ну, брат Ходжи, Нурмамед Апас, видит, трудно ей, совет дал: Атаджана — старшего сына — устроить в школу-интернат в Ашхабаде. Его как сына фронтовика приняли... Учится Атаджан в интернате, живет ладно, хорошо... А бедной Айгуль и ее маленькой Эки-Киз стало так доставаться, как будто про нее сказано: «Нет вражды большей, чем к неправедным...» То бараны пропадут, то коза ногу сломает, то на мелек [6] вода не идет — какой такой шайтан арык камнями завалит, то куры подохнут, то сама или ребенок заболеет... И соседи не идут к ней: боятся семье неверных — капыров — помочь...
6
Мелек — приусадебный участок, огород (туркм.).
— Что ж пограничникам не сказали? — с досадой и огорчением спросил Яков.
— Кто скажет? И на кого? Родственников первого мужа много, во всех соседних аулах. Муллы все заодно. Законы знают. Кто-нибудь из них убийцу и подослал, чтобы другим искушения не было...
— А сын ее, Атаджан, знает, что мать убита?
— Где ж ему знать? Раз в месяц домой в Карахар приезжает.
— Ты упомянул дядю Атаджана — Нурмамеда Апаcа. Где он живет?
— Говорят, в ауле Душак. До войны там жил. Где сейчас, не знаю. Спроси у Лаллыкхана. Он в Душаке председатель Совета, он знает.
— А почему того брата в армию не взяли?
— И в армию и на фронт брали. Инвалидом вернулся... Ты лучше сам поезжай в Душак. Лаллыкхан тебе все расскажет...
Не добившись от Якшимурада ничего определенного, Яков попросил:
— Расскажи еще раз, как у вас здесь все было.
— Что я могу рассказать? — ответил Якшимурад. — Сам не видел, никто ничего не говорит. Каждый рассуждает: «Чтобы зубы не сломались, держи язык под замком».
— Но ты-то ведь не боишься с нами говорить?
— У меня три сына на фронте, с Гитлером воюют, — гордо сказал старик. — Заметили люди, — продолжал он, — из-под крыши дома Айгуль дым идет. Откуда, думают... Печки никто в такую жару не топит... Вошли. Мать и дочка убиты. В комнате пожар... Только потушили всем аулом, трупы вытащили, вот и вы приехали, еще и вода на стенах не обсохла...
Яков молча обдумывал его ответ.
— Ай, поеду, пожалуй, — сказал Якшимурад. — Надо в аул с другой стороны вернуться, далеко ехать...
Кайманов, конечно, знал, что есть еще муллы, готовые любыми средствами утвердить свою власть, чтобы другим неповадно было жить не по шариату и адатам [7] .
7
Адаты — обычаи (туркм.).