Тропа Кайманова
Шрифт:
В ауле Карахар оперативной группы уголовного розыска уже не было. Увезли и трупы погибших. На улице ни души, кроме двух подростков. Они складывали дувал из камня-плитняка.
У кибитки Айгуль все затоптано, лишь возле арыка, огибавшего аул, в том месте, где земля оказалась рыхлой и немного влажной, Кайманов без труда отыскал след небольших, почти женских галош.
Подозвав одного из подростков, спросил, как его зовут, на фронте ли отец. Выслушав парнишку, узнав, что зовут его Бяшим, а отец действительно на фронте, Кайманов отпустил недоумевающего парня.
—
Оба наклонились к земле. След только что подходившего пятнадцатилетдего Бяшима и на половину заглубления не вдавливался во влажную землю по сравнению со следом человека в женских мелких галошах.
— Все теперь ясно, товарищ лейтенант?.. Пишите докладную записку коменданту о том, что в ауле Карахар побывал неизвестный человек, который, возможно, и убил Айгуль. А от моего имени попросите аксакала Даугана Али-ага рассказать вам, какие муллы есть в окрестностях, а мы уж сами определим, причастны они или не причастны к убийству... Поставьте еще в известность руководителя бригады содействия Балакеши... Начальнику КПП лейтенанту Дзюбе я сам скажу... Если мои предположения правильны и я действительно узнал след этого человека, у вас на участке побывал опасный враг, искать которого будет нелегко... А сейчас срочно к перекрестку дорог...
У поселка Дауган Яков распрощался с лейтенантом. Тот поехал к заставе, Яков направился к Дауганскому кладбищу.
Осталась еще одна необязательная, но очень существенная проверка. Яков надеялся, что, возможно, предположения его не оправдаются, и тогда — гора с плеч... Ну а если...
По шоссе, которое рассекало долину Даугана, непрерывным потоком шли крытые брезентом военные машины. В воздухе стояла пыль. Относимая слабым ветром, она медленно оседала на пожухлую траву и придорожные кусты.
Кайманов свернул с дороги, проехал по склонам сопок мимо Даугана к поселковому кладбищу, спешился, вошел в ограду.
Время как будто остановилось в этом последнем прибежище тех, кто когда-то жил в поселке. Тот же сложенный из высушенного солнцем самана невысокий дувал, в дальнем углу кладбища — обелиск на могиле отца, куст жасмина над ней. Рядом — крест на могиле матери.
Кайманов медленно пошел по тропинке между могилами, остановился у обелиска.
«Григорий Яковлевич Кайманов... член Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов... Вениамин Фомич Лозовой... молодой ученый...»
На могиле матери крест с дощечкой. Выжженная увеличительным стеклом надпись: «Глафира Семеновна Кайманова... погибла от руки бандита в 1940 году...»
Кайманов стоял возле дорогих могил, оттягивая время, когда он должен будет увидеть то, ради чего пришел сюда.
Но он уже знал, что совсем недавно здесь кто-то побывал: край могилы матери слегка примят, больше того, в двух местах на ней видны углубления от пальцев и локтей, словно побывавший здесь человек, раскинув руки, припадал к могиле грудью, лежал на ней ничком.
Кайманов медленно опустил взгляд и почувствовал, как сжалась кожа на затылке и мурашки побежали по спине: на тропке у могилы матери четко отпечатались следы то ли женских, то
Кайманов невольно вытер пот со лба, до предела напряг внимание, изучая малейшие отпечатки на тропинке.
Он настолько сосредоточенно смотрел на эти едва заметные следы, что, словно наяву, увидел человека, припавшего грудью к могильному холмику...
ГЛАВА ВТОРАЯ
НА КПП
Мог ли подумать Яков, что его злейший враг, которого он мысленно похоронил, не только воскреснет, но и опять станет на пути грозной, жестокой силой?
В мозгу Якова вспыхнула, словно озаренная блеском молнии, навсегда врезавшаяся в память картина: на фоне оконного проема пригнувшаяся невысокая кряжистая фигура... Истошный крик матери, вспышка выстрела, тупой удар в грудь. Последнее, что почувствовал тогда Яков, выскальзывающее из его слабеющих рук, оседающее на пол тело самого родного человека, давшего ему жизнь.
«У-ху-ху-ху-ху!..» — словно из-под земли слышит Яков до боли знакомый крик дикого голубя-горлинки и снова: «У-ху-ху-ху-ху!»
Этот крик Яков впервые услышал в тот день, когда белые расстреляли отца.
«У-ху-ху-ху-ху!..» — слышал он на сеновале старейшины Даугана Али-ага, куда притащили его друзья после погони за Шарапханом и падения с горного карниза.
«У-ху-ху-ху-ху!..» — кричала горлинка, когда навсегда уехала Светлана.
Почему он слышит этот привычный крик в особенно тяжкие минуты?
И опять из мглы выплывает проем окна, перекошенное злобой лицо Флегонта. Гремит выстрел, что-то с силой бьет в грудь. Мать без стона опускается на пол... А потом... белые стены госпиталя, встревоженные лица врачей да склонившаяся над ним Ольга...
И вот убийца матери, ее второй муж Флегонт Мордовцев, он же бывший агент гитлеровской разведки, оптовый перекупщик опия, снова здесь, на Даугане...
Где он сейчас? Куда ушел?.. Еще ночью был в районе Карахара...
В самом ауле следы его Яков не видел, но их могли просто затоптать. Зато возле арыка и у родника сохранились отпечатки ноги Флегонта в том месте, где прошел ишак... Что Флегонт вез на ишаке? А может быть, не «что», а «кого»? Невольно Яков вспомнил слова Якшимурада, что в таком тяжком преступлении, как убийство Айгуль, наверняка участвовал не один человек. Так кто же еще? И почему ее убили? Что знала одинокая женщина, ни разу в жизни не покидавшая родной аул?
Ясно, что преступники теперь уже далеко. По шоссе катятся повозки и двуколки, идут военные и гражданские машины. Если даже побоялись сесть на попутный транспорт, то и на лошадях могли уйти за десятки километров.
Кайманов обвел взглядом склоны и увалы соседних сопок, словно и сейчас мог прозвучать откуда-нибудь роковой выстрел.
Следы маленьких, почти женских ног, убийство в ауле Карахар — все возвращало Якова к прежним, казалось бы, забытым временам.
Теперь-то он твердо знал, что сегодняшнее происшествие непременно внесет немало осложнений не только в его жизнь.