Тропа предела
Шрифт:
Бовалл замерла, остановившись на месте; мальчик, не успевший сдержать свой бег, уткнулся носом в ее костлявую спину.
Бовалл обернулась, внимательно посмотрела на мальчика; потом вдруг подхватила его под мышки и двумя руками вскинула высоко к небу. Лицо ее смеялось.
— Дэйвнэ, о мальчик мой!
— Бовалл, ты… ты рада, что я тебя ударил? — удивленно проверещал мальчик, висящий где-то между землей и небом.
— Конечно, о Дэйвнэ! — старуха опустила его на пружинящий ковер листьев и мхов древнего леса. — Ты — истинный сын своего отца, великого Кумала,
— Конечно, — серьезно ответил мальчик. — Я убью их всех, — голубым блеснули его глаза, и Бовалл показалось на миг, что она узнает огонь глаз Кумала. Но мальчик тут же опустил лицо к земле, ковырнул босой ногой мох на корне вяза. — И еще я найду маму, — сказал он совсем тихо.
2
Лейнстер, лес Слив Блум
год 1459 от падения Трои
— Не уйдешь от меня, рыжая! — прошептал Дэйвнэ, сидя на коленках у второго выхода из норы большой лисы, которую выслеживал два последних дня.
Лиса не почувствовала его запаха у запасного выхода — он изрядно истоптал всю поляну лисьих нор за эти дни, и теперь мальчиком пахло повсюду, куда бы ни сунула рыжая свой нос. Яркой стрелой метнулась лиса на волю, но прыжок мальчика был не менее стремителен. Быть может, если б охотники забредали хоть иногда в эту глушь, и если бы доводилось старой лисе встречаться с ними раньше — тогда, может быть, она удивилась бы этому прыжку, более пристойному шустрому зверьку, чем детенышу человека. Но Дэйвнэ уже катался по палым листьям, сжимая руками лисье горло и не замечая, что когти дерут его грудь и плечи.
Наконец, зверь затих. Дэйвнэ поднялся на ноги, стряхивая листья с одежды, потом рассмеялся, закинул за спину, взяв за хвост, лисью тушку, и пошел к реке. Там, у звенящего по перекатам и береговым валунам потока, он кинул свою добычу возле старого своего кострища, стянул штаны и рубаху и с разбега бросился в воду.
Закричали, взлетая с воды, перепуганные утки. Мальчик извивался всем гибким стройным телом, вклиниваясь между упругими струями речной воды, уходя все дальше в темные ее глубины, смывая с кожи грязь и кровь. Едва различимо блеснула где-то на окраине его поля зрения серебристая рыбина. Дэйвнэ извернулся, почти мгновенно изменив направление движения, бросил тело вслед за рыбой. Но та, конечно, была быстрее мальчика в родной ей стихии реки; лишь блеснул еще раз ее хвост где-то возле пальцев Дэйвнэ, и рыбина скрылась в камнях и водорослях у дна…
…Мальчик выбрался из реки, помотал головой, стряхивая воду со светлых, с едва заметным, доставшимся от матери, рыжеватым оттенком волос. Потом разрыл листья и землю у корней одинокой рябины на берегу, достал из тайника огниво и кремень…
* * *
У потрескивающего огня в маленьком очаге сидели в избушке в лесной глуши две старухи. За прорубленным на ширину двух бревен окошком шумел ветер, и дождь стучал крупными каплями по крыше дома и листьям деревьев. Ночная прохлада сочилась в единственную комнатку дома через дверь и окно.
— Третьи сутки, — пробормотала Бовалл. — Его нет уже третьи сутки, Лиа.
— Гуляет. А может, охотится. Или лазает по деревьям. Мало ли дел у девятилетних мальчиков в осеннем лесу?
— Конечно, — Бовалл кивнула. — Я знаю, что не стоит, но все равно волнуюсь, когда он пропадает надолго.
— Да, сестра…
Старухи снова помолчали, глядя в огонь.
— Ты уже начала учить его Броску Угря? — спросила Лиа Луахре.
— Да.
— Не рано ли?
Бовалл рассмеялась:
— А ты — ты, Лиа, не рано ли начала учить его заклятьям Аморгена? — она пожала плечами. — Мальчик берет то, что может взять. Не нам с тобой, старым, задерживать Дэйвнэ, когда дух его бежит вприпрыжку. Но он идет ровно — ступень за ступенью; не бойся, сестра, не думай об этом.
— Я боюсь другого, Бовалл, не того, как быстро он познает Искусства — в конце концов, он сын своего отца и своей матери. Нет, я думаю о другом.
— О чем же? Что тебя беспокоит?
— Беспокоит? Нет, Бовалл, это не то слово, — Лиа Луахрэ улыбнулась.
— Ты боишься, что скоро придет время, когда мы уже ничего не сможем дать ему?
— О, нет! Я знаю, что это время наступит скоро, но не боюсь его. Найдутся другие учителя, получше двух старых друидесс. Но… как он будет жить, когда покинет лес? За эти девять лет мы с тобой дюжину раз видели людей, когда выходили на тракт, чтоб купить зерна и соли. И то я почти уже забыла, как говорить с людьми — не считая тебя и Дэйвнэ, конечно. А мальчик? Он никогда не видел живого человека…
Легкий шорох шагов, едва различимый за перестуком дождевых капель, заставил женщин замолчать и обернуться ко входу. Почти тотчас вбежал запыхавшийся и промокший до костей, но сияющий Дэйвнэ.
— Лиа! Бовалл! Смотрите, кого я добыл! — и он бросил к их ногам, греющимся возле огня, лисью шкурку.
— Ну что ж, — улыбнулась Лиа Луахрэ. — Ты молодец, мальчик. Я сошью тебе из нее шапку для будущей зимы.
— Ага!
Бовалл поднялась.
— Согрей ему супа, Лиа. А я пока вытру и переодену его, а то как бы не простудился — как- никак осень в лесу.
— Ха! — воскликнул мальчик, стягивая истекающую ледяной дождевой влагой рубаху. — Простудился?! Я?..
3
Коннахт[6], дом клана Морны
год 1463 от падения Трои
Никто не знал имени старейшего друида клана МакМорна, — все звали его просто Фер Руад, Красный Человек.
Под древним дубом перед главным входом в дом сынов Морны старый друид хрипел, царапая скрюченными пальцами каменистую землю, и плоть его содрогалась, словно самая жизнь не могла решиться покинуть это тело, или еще задержаться в нем. Воины клана полукругом стояли возле него.