Тропой мужества
Шрифт:
Что-то в душе шевельнулось, даже можно сказать быстро заворочалось, пытаясь выбраться.
Комиссар аж сморщился, пытаясь загнать это самое нечто обратно. Что именно его взбудоражило? Фамилия? Морозов или Свешников? На последней фамилии екнуло, ага…
– Свешников, фамилия почему-то знакомая. Откуда ты и как по батюшке?
– Матвей Иванович. Томский я.
– Хорошо, – кивнул комиссар, прислушиваясь к себе. Вроде спокойно внутри. – Так, бойцы, я так понимаю, вы писари? Думаю, не стоит говорить, что все тут вами услышанное
– Так точно!
– Тогда берите листы и пишите…
За полчаса основная часть докладной была составлена. Комиссар уже начал диктовать предложения по применению радиостанций для постановки помех на частотах вермахта, как в штаб зашел красноармеец.
– Красноармеец Келдыш! – выпалил он.
– Келдыш? Так-так… – задумался комиссар, фамилия показалась знакомой, или это вновь наваждение? И поддавшись внутреннему порыву, спросил: – Келдыш, вы не математик случаем?
– Нет, товарищ бригадный комиссар, я филолог. Отучился полгода на первом курсе и призвался в сороковом.
– Филолог – это хорошо, а ты по какому вопросу?
– Меня сержант Коровин к вам направил.
Коровин – это ординарец Васильева…
– Постой, ты татарин? – спросил комиссар.
– Нет, товарищ бригадный комиссар, но татарским владею. В Казани вырос.
– Хорошо владеешь? Как по-татарски будет танк, самолет, пушка?
– Танк, самолет, пушка, – ответил Келдыш.
– Что, так и произносится?
– Так точно, товарищ бригадный комиссар. По-татарски произносится так же.
«Облом…» – появилась мысль. Комиссар раздраженно цыкнул.
– А казаха, если что, поймешь? – спросил с надеждой.
– Понять можно, но с трудом.
Задумался – что же тогда придумать-то?
«Танк – железка или коробочка…» – осенило вдруг мыслью. Хм, это нечто просто кладезь! Только коробочка слишком близко. Как там в сказке было? Тыква в карету превратилась?
– Как будет тыква по-татарски?
– Кабак.
– Так, бойцы, отставить смешки! – прикрикнул комиссар, воспрянув. – Присаживайся, филолог, поможешь в написании.
Комиссар дождался готовности нового помощника и сказал:
– Пишите – при передаче данных о технике и боеприпасах заменять патроны на семечки, пехота – махорка, танки – тыквы, топливо – водка, орудия – трубы, снаряды – огурцы…
Писари, записывая, вновь начали давиться смешками.
– А крупнокалиберные – с пупырышками… – сострил Свешников тихо.
Но комиссар услышал и одергивать не стал. Зато представил, как немцы будут морщить лбы, пытаясь понять перехваченные донесения, и самому стало весело.
Семечки разгрызли! Тыква без водки не лезет! Огурцов на закусь подкиньте! И в трубы погудеть нечем!..
Затык случился с самолетами – тут фантазия комиссара спасовала. Писари тоже притихли.
– Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц! –
А ведь точно – птицы!
– Молодец, филолог! – похвалил комиссар. – Пишите, бомбардировщики – гуси, штурмовики – грачи, истребители – сапсаны…
Грачи, мы гуси, земляных пощипали, доклюйте! Сапсаны, воронье разгоните!
Как на это посмотрят в штабе фронта и высшее командование, конечно, вопрос. Найдется, конечно, кому возмутиться безобразию в эфире. Но идея здравая, даже если немцы о смысле догадаются, то времени на это уйдет достаточно, чтобы данные устарели. А если эту абракадабру еще передавать на татарском, ингушском или вообще на чукотском…
– Далее пишите – дополнительная защита шифрования при передаче приказов возможна с применением языков народов Средней Азии, Кавказа, Севера. Рекомендую подготовить специалистов по связи из этих народностей. Первое время можно использовать татарский, казахский, ингушский.
В землянку вошел Рябышев с адъютантом. Писари вскочили.
– Сидите, – вскинул руку комкор. – Как тут дела, Кириллыч?
– Заканчиваем уже.
– Хорошо, – кивнул генерал. – Так, бойцы, покурите пока снаружи.
Писари встали и вышли. Рябышев задумчиво барабанил пальцами по столу.
– Что-то из штаба фронта? – насторожился комиссар.
– А? Нет, – вскинулся Рябышев. – С штабом как раз лучше некуда. Удалось с самим Жуковым поговорить. Георгий Константинович как раз на узле связи находился, удачно вышло – собирался уж в Москву вылетать. Я ему вкратце обстановку пересказал и предложения по действиям. Генерал армии решил задержаться, потребовал донесение письменно и срочно.
– Тогда в чем печаль, Дмитрий Иванович?
– Мне подробный доклад зампотех довел. К маршу готова треть танков. Запчасти только к вечеру будут, и на ремонт не менее трех часов на машину. А нам все танки нужны!
– Так… – задумался комиссар, – значит, сутки на ремонт.
– Десять часов, – поправил Рябышев. – Крайний срок – двенадцать.
– Сколько неисправных танков с рациями?
Генерал посмотрел на комиссара, и у него разгладилось лицо.
– Карту!
Адъютант расстегнул планшет, но начштаба Курепин опередил шустряка.
– Действовать будем так, – сказал комкор, склонившись и приготовив карандаш. – Сводим всю технику в две группы – исправная и неисправная. На боеготовой выдвигаемся, как задумывали. У каждой переправы и намеченных мест под оборону оставляем по батарее ПТО с пехотой и радийному танку. Это три точки – здесь, здесь и здесь. Как вторая группа отремонтируется, то выдвигается следом, для усиления обороны переправ. Будет нашим резервом и пусть держит постоянную связь с основной группой…
– Кстати о связи, – перебил комиссар генерала, постучав по стопке листов, – надо довести рекомендации по шифрованию до личного состава.