Тропою грома
Шрифт:
Мать, хлопоча в кухне, рассказывала ему про удивительную прожорливость этих Де Бееров. Она перечисляла все, что они съели за день, и дивилась, что при таких харчах они такие худые.
Ленни вышел в кухню. Он хотел сказать матери, что Мейбл уехала, но когда он увидел ее лицо, у него не хватило духу.
Вдруг старуха замолчала и оглянулась на него. В глазах у нее была тревога. И вместе с тем мольба, немая и беспомощная. Он видел, что она хочет о чем-то его спросить и боится; он почувствовал, какое усилие она делает над собой для того, чтобы
— Что случилось, Ленни? — Она старалась сдержать дрожь в голосе.
Ленни отвернулся и промолчал. Какое трудное дело — сообщать недобрую весть. Он мысленно злился на Мейбл, зачем она это ему навязала.
— Что-нибудь с Мейбл, да? — тихо спросила старуха.
Не получив ответа, она встала и нерешительно дотронулась до его плеча.
— Очень страшно, когда не знаешь правды, сынок. Уж лучше скажи прямо. Что случилось?
— Мейбл уехала, — проговорил Ленни чужим, деревянным голосом.
Старуха отошла и тяжело опустилась на стул.
— Я так и знала. Куда она уехала, сынок?
— В Кейптаун. — Ленни по-прежнему смотрел в сторону.
— С мужчиной?
— Одна.
— Что она станет там делать? Где будет жить?
Ленни, не отвечая, подошел к двери и выглянул на улицу.
— У нее есть деньги?
— Я дал ей два фунта.
— А ей надолго этого хватит?
— Не знаю.
— Ведь ты жил в Кейптауне.
— И все-таки я не знаю, мама!
Старуха обвела взглядом комнату, встала, подошла к двери спальни, заглянула туда и вернулась на прежнее место. Она покачала головой — раз, другой, третий.
— Деточка моя, — сказала она глухим голосом. — Кто же ей там будет стирать и штопать?
Она посмотрела на Ленин, словно ожидая ответа. Ленни закурил. Он сидел молча и яростно дымил папиросой. «Господи! Уж лучше бы она плакала!»
— Кто станет будить ее по утрам?
«О, господи», — снова подумал Ленни.
— Кто станет бранить ее? — Голос дрожал от заглушенной боли. — Трудно ей будет, Ленни, трудно ей будет без матери, когда и побранить-то некому. Кто побранит ее, Ленни?
Ленни яростно отшвырнул недокуренную папиросу.
— Я побегу на станцию, может, она еще не уехала.
— Ну и что тогда? — тихо спросила старуха.
— Я ее приведу обратно.
Старуха подняла голову. Взгляд ее утратил беспомощное выражение.
— Нет, сынок. Пусть едет, раз она так хочет. — На глазах у матери заблестели слезы. — Когда человек покидает дом по своей воле, то и вернуться он должен по своей воле, без принуждения. — Слезы потекли по ее щекам.
Она встала и начала прибирать в комнате. Взялась за стул, передвинула его чуть дальше. Смахнула невидимую пылинку. Поправила лампу, переставила чашку. И все время слезы текли по морщинистым щекам.
— Пойду, а то опоздаю, — сказала она и скрылась в спальне.
Через несколько минут она вышла и направилась к двери. Ленни протянул к ней руки. Она отстранилась. Ленни вспомнил, что точно так же сделала Фиета, когда Сумасшедший Сэм без чувств лежал у нее на руках. Но то Фиета, а ведь это же его мать! И Мейбл сестра ему.
— Обо мне не тревожься, — сказала старуха. — Иди, куда хочешь, и возвращайся, когда хочешь, а если меня еще не будет, не жди. Ложись спать. До завтра все пройдет…
И она ушла так торопливо, словно хотела убежать от него.
— Я не должен видеться с Сари Вильер! — сказал Ленни.
Гонимый одиночеством и тоской, он загасил обе лампы и вышел вслед за матерью в темноту ночи.
VI
День соскальзывал в ночь, а ночь снова сменялась днем. Так прошло целых четыре ночи и четыре дня. Солнце вставало и садилось над долиной, тень одевала ее вечером и рассеивалась утром. В одни часы бывало теплее, в другие прохладнее, в одни тихо, в другие более шумно.
В деревне ничто не менялось — ни дома, ни люди, случались только мелкие, незначительные происшествия. Раз в одном доме ни с того ни с сего обвалилась крыша. Другой раз возле колодца на Большой улице одна старуха споткнулась, упала и вывихнула ногу. Из английской миссии в двадцати милях от Стиллевельда приехал миссионер, пользовавший больных в округе, и вправил старухе ногу.
Правда, уехала Мейбл. Целых два дня в Стиллевельде только об этом и говорили. Потом перестали. Что ж, такие случаи бывали и раньше. Молодые часто норовят убежать из родного дома в город. И жизнь шла дальше обычной своей чередой. Только кое-кто отметил резкую перемену в сестре Сварц. Она постарела и вся словно съежилась. Сильнее стала горбиться. А когда думала, что ее никто не видит, в глазах у нее появлялось выражение томительного беспокойства.
И молчаливость Ленни все тоже приписывали отъезду Мейбл.
В школе все шло хорошо. Многие дети уже научились бегло читать. Двое или трое сделали особенно большие успехи. Ленни пообещал, что, если у них так и дальше пойдет, он исхлопочет им стипендии, и они поедут учиться в Кейптаун. Родители этих детей не доедали, чтобы получше накормить сына или дочку, которым бог дал такую хорошую голову; трудились в поте лица и во всем себе урезывали ради малышей, в которых они видели теперь важных особ. Подумать только, читают и пишут!.. Почти совсем, как белые.
Фиета была такая же, как всегда, так же покачивала бедрами на ходу, так же рассыпала призывные, смеющиеся взгляды. Вечерами, когда она проходила мимо, мужчины голодными глазами следили за ее ленивыми, манящими движениями. Женщины судачили о ней, дивясь тому, что на этот раз она что-то долго засиделась в Стиллевельде. Некоторые намекали со злорадством, будто она имеет виды на учителя, но он, слава богу, даже и не смотрит в ее сторону.
Сумасшедший Сэм после припадка нигде не показывался. Не раз Фиета до поздней ночи рыскала повсюду, ища его, только в Большой дом она никогда не заглядывала.