Тропою снов
Шрифт:
— Вот вам моя находка, — сказал он родителям, — берегите ее.
А мне протянул руку, и на его ладони прямо из воздуха, из ливня чистого Света соткался вдруг цветок зеркального колокольчика…
Лежу на своей кровати. Слезы по щекам, без толку унимать. Пережитое во сне не спешит отпускать, мучит болью. Кусочек драгоценной памяти, маленький кусочек рассыпавшейся мозаики, не самый важный из всех… Но я рада, что хоть что-то сумела вспомнить!
Белокаменный
Я помнила живое тепло его рук так ясно, словно он побывал здесь во плоти.
Некому нынче брать меня за руку и вести домой. В этот раз я потерялась, окончательно, навсегда. Никто меня не найдет. Никогда.
И как же больно осознавать это страшное "никогда"!
Татьяна Копылова… Поступила в… году… признаки амнезии и навязчивого бреда… Социально опасна: владеет навыками восточных единоборств… Направлена в Центр Психологической Реабилитации под строгое наблюдение специалистов по рекомендации…
Вот он, этот Центр, виден из окна как на ладони. Трех-четырехэтажные здания, утопающие в густом осеннем тумане. Психушка, одним словом…
Чужой мир. Чужой. Чей-то бредовый сон. Где Тропа, что уведет меня отсюда?
— Нехорошо читать чужие файлы, Танечка.
Анна Альбертовна, мой врач. Как она сумела так тихо дверь открыть? Меня к ней привели, но тут кто-то заглянул в кабинет, позвал ее в коридор, она и вышла. Мне сказала смирно сидеть. А я что, я и сидела. Я же не виновата, что доска у нее на столе светится! И на ней черными буквами по белому полю все про меня написано. Мне даже вставать было незачем, видно было хорошо, а на зрение я никогда не жаловалась.
Вот и не удержалась. Много интересного о себе узнала, между прочим.
— То, что там про меня написано — правда? — спрашиваю. — Что я это… Социально опасная.
— Танечка, — мило улыбается Анна Альбертовна, улыбаться она умеет. — Мы сейчас это обсуждать не будем. Хорошо?
— А я знать хочу, — упрямо заявляю я. — Правду там написали или вранье.
— Узнаешь, — мягко говорит Анна Альбертовна, — со временем, ты непременно все узнаешь, Таня. Я тебе обещаю.
— А что мать от меня отказалась, — правда?
— Ты и это успела прочитать?
— Да нет у меня матери в этом мире! — говорю с досадой. — Была б, так не бросила бы. Матери с такой легкостью детей не бросают!
— Расскажи лучше о своих снах, Таня. О том мире, который тебе снится.
О снах ей… Можно подумать, я их помню. Так я и сказала. Сны в последнее время совсем меня замучили. Яркие, эмоциональные. Но помнить их не могу почему-то. Так — отрывки, урывки…
Про аль-нданна и его подарок я промолчала. Не хотелось мне рассказывать. Это личное. Это только мое, это я и там только при себе держала…
— А ты попробуй нарисовать свои сны, Танечка. Хотя бы один. Вот утром просыпаешься и сразу же рисуешь… Потом мне покажешь.
Смотрю на нее. Хорошая идея! Надо попробовать… Анна Альбертовна не такая, как все они, безликие в своих белых халатах. С ней мне почему-то легко. Ее нетрудно помнить. И я всегда ее слушаюсь. Ну, или почти всегда…
— Тебе принесут бумагу и карандаш. Только ты не забудь, пожалуйста. Сразу как проснешься, так и рисуй. Не забудешь?
— Не забуду, — говорю.
Да уж, я буду стараться! Мне самой интересно. А вдруг вспомню? Вспомню что-то еще, что-то очень важное, такое, что позволит мне вернуться домой. А дома и вся память ко мне вернется, вся целиком, полностью. Целители помогут. Дома самые лучшие целители во всей Спирали миров, они мне помогут.
— А можно мне сейчас попробовать? — загораюсь я желанием.
— Прямо сейчас? — уточняет Анна Альбертовна.
Киваю.
Она пожимает плечами, протягивает мне листок и карандаш. Я беру. И не знаю, что с ними делать… Карандаш не пишет, только царапает, бумага выскальзывает из рук.
— Открой колпачок, — ласково советует мне Анна Альбертовна. — И подвигайся ближе к столу, вот так. А теперь рисуй.
Рисую. Вначале неуверенно, а потом вижу, получаться начало. Рисую дальше. Получается у меня, — кораблик. Красивый, с парусами. Но игрушечный. Не могу объяснить почему, но это именно игрушка, хоть и похожая на настоящий парусник.
— Что это? — с любопытством спрашивает Анна Альбертовна.
Молча показываю ей лист. Она долго рассматривает его, затем говорит уважительно:
— Да у тебя талант.
Талант. Не тот, который нужен. Разве нарисованный кораблик поможет вернуть обратно утраченную память? Внезапно в голове мелькает видение: вечерний белокаменный город и маленькие кораблики, плывущие по его улицам вниз, к темному озеру. Корабликов очень много, они яркие, нарядные, праздничные…
— Пойдем, Танечка. Пойдем на процедуры…
Видение исчезает. Стукнуть бы Анну Альбертовну за то, что помешала! Но я остереглась. Мало хорошего выйдет, проверено на опыте.
Времени здесь навалом, тянется, словно резина. Процедуры — хоть какое-то развлечение. Хотя, если честно, в гробу я такие "развлечения" видала… Но что я могу сделать? Упираться? Спасибочки, пробовала не раз! Уж лучше смириться, не то хуже будет…
А ночью я снова увижу сон…
…Зеркальную гладь озера Кео, ровные хрустальные улицы Накеормая, сияющий шпиль накеормайского Храма…
…Сон, в который я так хочу вернуться.
Свет… Ослепительный Свет, обнимающий человека искрящимся сиянием. Еще Свет, слабее… И четыре темных сгустка живого мрака.