Троя на двоих
Шрифт:
Апфия хранила нейтралитет, просто один раз сказала: «Я сама мать, всё понимаю». А Лешка и вовсе не парился - это был корпус амазонок, не имел он права лезть в дела воительниц. А как апостол и старший братик заявил просто: «Фигвам! Индейский домик вам, соплюшки! На меня можете не облизываться. А у моих парней не сотрется - катайтесь». И приступил к новому этапу культурного дуркования: выдал молодежи несколько любовных баллад из прошлой жизни. Были у него заготовки. Всех пробрало до чистых слез и трепета сердца. Сразу девочки поняли - да он же такой... как можно! Это же учитель Алекс!
А Лешка сидел и заморачивался на тему морального террора. Жутковатый момент случился с ними. Никогда еще так ясно не вставала эта сторона войны перед ними. Атланты начали убивать мирных.
И он понял тонкости - моральный террор был просто террором - убийством мирных людей, которые не имели к войне никакого отношения. Вот только это было не физическое убийство - а уничтожение
Но амазонки и легионеры были воинами продвинутыми, прогрессивными, с гранатами. Для них не было разницы между мирным и военным человеком - один вооружен, другой безоружный - все тебя не считают родным и близким и хорошим - все враги. Так какая разница кого давить? Не надо дурить атлантов, как учил легат Алекс: «Умелая рука сама по себе оружие. Не бывает безоружных, и нет безгрешных. Спаситель был не дурачок, когда говорил, что не мир, но меч принёс. Он просто новый меч принес, особенный. А старые мечи у всех крестьян по тайникам попрятаны, все вооружены, все готовы пограбить и чужого прихватить» - поэтому легко убивали атланты. И оставляли детей их судьбе. Не всех.
Этот вопрос поднял Константин Лещенко, поддержал Алексей Зубриков, и Ринат Аматов и Витя Павлов согласились, что Сардиния может стать местом нового эксперимента. Нового в образе жизни атлантов. Амазонки и легионеры получили от руководства новое правило воина: «Закон спаты». В названии древнего римского меча всадника, хорошо слышалось не менее древнее слово «Спарта», и парни спокойно обозначили меч амазонок именно этим названием. Спата амазонок все же была несколько искусственным оружием. У Костика были точные размеры нескольких типов римского гладиуса, и парни не стали дурковать, доверившись многовековому опыту и практике римлян - гладиус был стандартный у всех легионеров. Спаты у амазонок были особенными мечами: в них сочетались элементы испанского гладиуса - изящная, листообразная, особая форма клинка с талией - с мечами более позднего типа, длина амазонского меча была больше спат римских всадников. Метр как минимум - иногда чуть больше, девочки уже понимали важность стандартизации в военном деле, и не дурили особо, немногое позволяли себе в разнице длины клинков.
Ринат Аматов листанул справочники, Лешка и Костик порылись в конспектах, все порылись в памяти и пришли к мнению - можно собирать трехлетних детей. В этом возрасте ребенок ничего толком не помнит - чистый лист, который конечно можно и нужно употребить к пользе Атлантиды. И корпус амазонок угадывался под требования в полной мере. Диким образом сошлись несколько моментов: амазонская спата четко позволяла вести меру при выборе детей - всех, кто выше метра оставляли на волю их судьбы, но! Климат Сардинии был ровный, местность дети знали, грубое добро и всякий скот им оставляли - только свои могли нанести им вред, только сами горцы могли убить маленьких наследников своих родов. Амазонки забирали младенцев и чуть подросших детишек и увозили в цитадель. И вот там девочки начинали учиться быть мамами - и с этим делом пусть они сами разбираются, решили сенаторы. Апфия не поморщилась, не улыбнулась, а просто кивнула головой: «Хорошо придумали, девочкам это надо. Всем это надо».
И скоро Троя превратилась в странную крепость, в которой был и детский садик, и уже знакомый легионерам «манеж» в котором бесились малыши. И уже привычно возились с ними воспитатели - а были девчонки и мальчишки, которые уже зарекомендовали себя одаренными в этом деле. Это не понять, не объяснить, но просто от одного человека дети шарахаются, другой им безразличен, а вот третий рожден стать воспитателем - и дети его слушают и слушаются, и хорошо им быть рядом с таким одаренным человеком. Вот так на корпус амазонок все сразу и свалилось в том июле - и первые возлюбленные, и первые младенцы, и новая война и новый мир.
Глава 6. История одного неаполитанца – того ещё мерзавца
Чезаре Фаба был родом из хорошей семьи Неаполя, его предки торговали шерстью. И дед, и отец торговали шерстью. А вот юный Чезаре не желал торговать шерстью. Он вообще не желал себе доли купца. Ну что за гадость, торчать в лавке и ждать новостей, которые все дни одни и те же: «Груз прибудет завтра». И вечно проверять качество этой гнусной шерсти, которую свозили со всей округи старые агенты. И потом отправлять тюки еще дальше по старым знакомым и старым каналам. От запаха шерсти Чезаре тошнило, казалось, шерстью пропах весь старый дом на улице святой Магдалены. Первая радость в жизни юного сорванца выдалась в тринадцать лет, когда отец взял его с собой в путешествие на Сардинию. Там Чезаре со своим новым другом - Джузеппе Бальди отправились гулять по окрестностям. И вот тогда - в те первые три дня знакомства с интересностями Сардинии, Чезаре понял - он любит пещеры! Вокруг старого Неаполя было много пещер, но все они были словно запачканы пеплом, неуютными казались сорванцу, не смогли его зацепить так как новое увлечение. Уже в первый день ребята в компании еще нескольких шалопаев рванули в пещеру Испиниголи, чтобы показать новичку громадный столб, который держит свод пещеры, и ещё «Бездну девственниц» - все знали, что в неё с древних времен бросают тех девчонок, которые не сумели донести свою невинность до честного жениха! Позднее он засыпал полный впечатлений, опьяненный особой чистотой воздуха - горного, свежего, и немного от него кружилась голова. И перед глазами засыпающего Чезаре мелькали стены пещеры, тьма провала, в который бросали лакомых до блуда девчонок, и вереницы каменных, древних залов, которые тянулись один за другим и уходили все дальше и дальше, всё глубже и глубже под землю. Но Чезаре Молани не боялся ни капли. Вот не боялся и всё тут! Наоборот тому, он только блестел восхищенными глазами и чувствовал в груди странное чувство - это его, это родное, это - а не гора Везувий и воды залива, и крики чаек, и запах гнилой рыбы, и морской соли, и вечная суматоха огромного города, шумного, вонючего и пропахшего пылью, шерстью и вином.
Всего пара лет понадобилась юному Чезаре, чтобы сделать свой первый шаг на пути к свободе. В Неаполь пришли перемены, от которых не было никакого покоя, отец ворчал и ругался, мать привычно молчала и только кивала головой, а вот Чезаре было плевать. Два года он тратил на всякую ерунду, учился новому счету, учился новой грамоте, и - хоть какое-то веселье и удовольствие - друг отца, из тех, которые сопровождают некоторые грузы с коротким мечом и большим ножом за поясом, учил его хоть немного владеть мечом и ножом. Чезаре, с удивлением узнал, что его отец хорош! С ножом Молани был хорош, ловок и быстр, причем он не спешил, не дергался, а просто словно знал, когда и в какую сторону надо поспешить и ударить. Отец показал сыну пару-тройку трюков и пояснил кое-что, отведя того недалеко за город. И в дальнейшем Чезаре упражнялся сам.
А в пятнадцать лет он упросил отца доверить ему поездку на Сардинию, чтобы проверить, как там идут дела на самом деле. Не начал ли хитрить старый хитрый знакомый и не начали ли уши вертеть старику Молани. А мужчины из рода Молани никому не позволяли вертеть себе уши - потому что все они поголовно были чуть лопоухие. И это было единственным изъяном в их красивых мордах, с грубоватыми, но аккуратными прямыми носами, и с шальными глазами цвета морской, чуть зеленоватой воды. И еще голосом славились Молани - гулким, низковатым, таким, что будоражил сердца красоток и позволял в свою пользу вести споры и договора.
На острове Чезаре быстро нашел своих старых знакомых, заново познакомился, выяснил, что старик Джузи Бальди был прост, каким показался и пару лет назад, и подозревать таких пней, только тратить свое время впустую. Такие не хитрят, не крутят уши. А вот малой Бальди был веселей, с ним Чезаре узнал каковы на вкус губки у местных вольных красоток. И еще он узнал, что можно славно повеселиться, только надо сгонять подальше в горы и тогда...
Тогда жизнь его завертелась, и много было чего в ней разного, и веселого и злого, и страшного и понятного, но Чезаре не боялся никогда. И очень скоро он уже стал заводилой в компании таких же как он сам сорвиголов, парнем в маске, вольным жителем пещер и гор. Прозвище ему дали нелестное: «Фаба» - потому что прознали, что он сын купца, но весь извертелся и вывернулся малой Молани. Не смог он подставить отца под разор и возможную смерть - а к Чезаре подходили и подговаривали устроить свою новую жизнь лучше, стоит только забрать от старой всё! Нет, Чезаре всех отговорил и вывернулся, и был прозван брехунишкой, ловкачом и обманщиком, мастером плести словеса. Но не лгуном! Это было четко и понятно всем - Чезарик не лгун, он скуп на слова честные, но, дав слово, он его держит. Хотя, скользкий он на болтовню этот Чезарик. Девок только портит и веселит, паршивец, вот с ними он мастак!