Троя. Грозовой щит
Шрифт:
Она сидела очень тихо с широко открытыми испуганными глазами. Царь Итаки почувствовал, как его гнев утих. «Что я делаю? – спросил он себя. – Эта девушка много страдала – и не только эти последние дни. И я мучаю ее?»
– Прости за этот взрыв, – сказал он наконец. – Это был ужасный день, и я по натуре неспокойный человек. Ты в безопасности со мной, Пирия. Но дай мне эти пять дней, и я доставлю тебе к Андромахе.
– Прости меня тоже, Одиссей, – вздохнула она. – Я сказала, не подумав. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из членов команды пострадал из-за меня.
Тут он покраснел.
– Я много об этом думал. Я не могу представить тебя как рабыню или служанку, поскольку тогда тебя поселят среди работников во дворце Гектора. Тебе будут давать задания, к которым ты не готова. Я не могу сказать, что ты член моей семьи, потому что все знают, что у меня нет семьи, кроме Пенелопы. Поэтому – и не сердись, прежде чем я закончу, – я скажу, что ты моя любовница. Тогда тебе предоставят комнаты, и я пришлю тебе новую одежду вместо этого изодранного платья. Тебе не нужно бояться. Я не буду требовать, чтобы ты исполняла эту роль. К его удивлению, она улыбнулась.
– Благодарю тебя, Одиссей.
– Тогда решено. А теперь я остужусь и поплаваю, а затем надену царскую одежду для церемонии открытия.
Перейдя на нос, он спустился на песок. Скинув тунику и сандалии, он пошел вброд по воде, а затем нырнул. Холодная морская вода освежила его, но мелкие проблемы продолжали его мучить.
«Это просто сломанный лук, – успокоил он себя. – Не больше, не меньше».
Глава 20 Враг Трои
Надев длинную белую тунику и соломенную шляпу с широкими полями, Одиссей отправился на стадион в одной из колесниц Приама. Его поприветствовал сын царя Трои, Полит, скромный, скучный и неразговорчивый юноша отвел его в отгороженное место, где он оказался в компании Агамемнона, Пелея, Идоменея и Нестора. Царь Микен кивнул в знак приветствия.
– Я слышал, что тебе не благоволила удача на турнире лучников, – сказал он.
– Лук сломался, – ответил Одиссей как можно более небрежным голосом, словно его не волновал результат. Но он знал, что его тон не обманул Агамемнона. У этого человека разум был острый, словно жало змеи.
На стадионе темноволосый молодой воин в золотом плаще ходил по беговым дорожкам. Расстояние составляло три сотни шагов, примерно равные огромным шагам Геракла, который первым установил бег на короткую дистанцию много поколений назад.
– Судьями на Играх должны быть люди благородного происхождения, – пробормотал Идоменей, – а не какие-нибудь крестьяне в доспехах.
Одиссей оставил эту фразу без комментариев. Дед Идоменея был воином-крестьянином, который захватил часть Крита и объявил себя царем. Нестор посмотрел на него, приподняв от удивления брови. Ему тоже было известно происхождение Идоменея.
Как только определили беговую дорожку, вынесли шесты, обозначающие повороты, и вбили их в землю. В другом конце поля первые атлеты покинули галерею и заняли свои позиции. Царь Итаки
– Я знаю этого человека! – воскликнул Агамемнон. Его лицо потемнело от гнева. – Он микенский изгнанник.
– Который? – невинно осведомился царь Итаки.
– Вот! Тот высокий, – ответил царь Микен, показывая снова на Каллиадеса.
– Это член моей команды, – возразил Одиссей. – Он бежит за Итаку.
– У этого человека меч Аргуриоса, – добавил Идоменей.
– Еще один предатель, – фыркнул Агамемнон.
– В мире полно предателей, – согласился царь Итаки. – Так откуда ты знаешь этого человека?
– Он убил Коланоса, моего верного Последователя, и его приговорили к смерти за это. Но он скрылся от правосудия и сбежал… очевидно, к тебе.
– Если бы я знал, – вздохнул Одиссей. – Естественно, по окончании Игр я выгоню его из моей команды.
– Его нужно вышвырнуть прямо сейчас, – настаивал Агамемнон. – Я сообщу об этом Приаму.
– Это может вызвать одну или даже две проблемы, – заметил царь Итаки. – Кажется, я вспоминаю, что прошлой осенью, когда состоялось нападение на Трою, царь Приам освободил всех пленников. Говорят, что он потребовал, чтобы они убили своего полководца, человека, который предложил предать своего царя.
– Грязная ложь троянцев! – возмутился Агамемнон. – Кола-нос никогда бы не предал меня.
– Даже если это так, Приам приказал убить Коланоса. Вряд ли ты можешь попросить наказать человека, который выполнил его приказ. И, кроме того, это очевидно: Коланос предал тебя, напав на Приама, который был – и остается – твоим союзником.
Агамемнон замолчал.
– Твои слова разумны, Одиссей, – согласился он наконец. – Меня печалит, что не все мы союзники. Конечно, ты видишь, какую угрозу представляет собой Троя? Ты полагаешь, что Приам со всем своим богатством и растущей армией не имеет видов на западные земли?
– Я не знаю замыслов Приама. Но полагаю, что единственное его желание – это преумножение богатства. И ему не нужно нападать на других, чтобы увеличить его. Троя впитывает в себя золото с каждым днем, с каждым кораблем и караваном.
– У меня есть свои люди в Трое, – признался царь Микен, понизив голос. – Приам недавно купил тысячу фригийских луков, и он закупает олово и медь для вооружения. Доспехи, шлемы, щиты и мечи. Если мы не разберемся с этим человеком сейчас, он подомнет нас всех под себя.
Одиссей улыбнулся.
– У меня нет врагов, Агамемнон. Ни в Трое, ни среди микенцев, хеттов или египтян. Мои корабли охотно принимают в каждой бухте и порту.
Казалось, Агамемнон расслабился.
– Я ценю твою честность, Одиссей. Я буду таким же искренним в ответ. Когда разразится война – а это неизбежно, – тогда тех, кто будет продолжать вести торговлю с Троей, объявят врагами. Тогда люди, сохраняющие нейтралитет, будут не нужны.
– Становится опасным сохранять нейтралитет в наши дни. Позиция старого Эионея была нейтральной. Я слышал, что он упал с лошади и умер.