Троя. Падение царей
Шрифт:
Каллиадес повернулся к двери в стене Великой Башни. Башню будет легко удержать. Чтобы попасть на ее вершину, врагам придется взбираться в темноте по крутым ступенькам. Добравшись до двери наверху, они попадут из темноты на свет и будут вынуждены протискиваться через узкий дверной проем над глубокой пропастью. Один стойкий воин мог бы защищать эту дверь весь день, сбрасывая врага за врагом, чтобы те ломали себе кости на камнях далеко внизу.
Эту часть стены удерживала сотня человек. Каллиадес знал, что все они будут драться до последней капли крови и умрут, но не отступят.
После долгого лета ожидания наступление этого дня было почти облегчением. Каллиадес огляделся вокруг и глубоко вдохнул. Воздух казался более свежим, цвета – более яркими. «Это то, что ты знаешь, – сказал он себе, – это единственная жизнь, которую ты когда-либо знал. Если ты не воин, кто ты тогда, Каллиадес?»
В двери башни появился враг. Воин-Скамандериец прыгнул вперед и сделал выпад, целя ему в грудь. Микенец вскинул щит, но сила удара сбила его с ног. Он с криком упал обратно в темноту.
«Любые захватчики, которые храбро пустятся по ступеням башни, должны будут пройти мимо горы трупов и раненых, – подумал Каллиадес с мрачным удовлетворением. – Через некоторое время их решимость поубавится».
Он посмотрел вниз. Все больше и больше захватчиков врывались в Скейские ворота, торопясь в бой, и бойцовая площадка была забита вооруженными людьми.
Защитники Трои отступали, как и было задумано, к самой узкой части большой дороги. Там было всего тридцать человек (все Орлы), встретивших лицом к лицу главный натиск вражеской атаки. За ними брешь, которую они защищали, становилась все уже: воины трудились, заваливая ее валунами, деревянными обломками и булыжниками.
Каллиадес с гордостью наблюдал, как Орлы сражаются, чтобы сдержать вражескую орду. По приказу воины, стоявшие по краям шеренги, один за другим шагали назад и проскальзывали в брешь в баррикаде. В конце концов осталось всего три Орла. Каллиадес услышал, как им приказали отступить. Вместо этого, как один человек, они напали!
Их быстро зарубили, но брешь за ними была уже завалена, и баррикада стала сплошной стеной.
Потом был отдан еще один приказ, хворост полили маслом, и с крыш ближайших домов были брошены горящие факелы. Через миг по рвам побежал огонь, подпитанное маслом пламя взметнулось высоко и осветило все вокруг.
Ближайшие вражеские воины отчаянно пытались отступить от пламени, но за их спинами остальные по-прежнему напирали, врываясь в ворота. Стеганая льняная юбка критского воина загорелась и через пару мгновений он превратился в вопящий человеческий факел, который врезался в своих товарищей – и они вспыхнули тоже. Остальные, стоявшие у огненных рвов, вспыхнули, когда порывистый ветер раздул и погнал на них пламя.
Мгновение казалось, что пламя будет перепрыгивать с человека на человека, обрекая всех на гибель. Но дисциплинированные микенские воины не запаниковали. Те, что были вооружены пиками, пустили их в ход, безжалостно убивая горящих людей или сдерживая их до тех пор, пока те умирающими не падали на землю. Дюжины горящих, почерневших воинов со стонами лежали на камнях, но огонь остановился.
На крышах домов у Скейских ворот и на стенах позади врагов собирались лучники. Во врага со всех сторон полетели стрелы, и Каллиадес увидел, как несколько человек упали, пораженные в горло или в лицо. Довольный, что южные укрепления хорошо защищаются, Каллиадес последовал за Баноклом, по стене, а потом – вниз по ступеням, чтобы добраться до задней части главной баррикады.
Там он нашел Полита, тревожно совещавшегося с полководцем Луканом и Ифеем, командиром Орлов.
– Твои Орлы – прекрасные воины, – сказал Каллиадес Ифею. – Если бы у нас были тысячи таких!
– Если бы они следовали приказам, – прорычал Лукан. – Те трое у баррикады погибли напрасно. Три воина могли бы многое изменить в грядущие последние дни.
– Они были доблестными людьми, – тихо сказал Ифей.
– Я этого не отрицаю, – фыркнул старый полководец. – Но, точно так же как мы научились экономить еду, воду и оружие, мы должны научиться экономить доблесть. У нас большие запасы доблести, но нельзя разбрасываться ею в самоубийственных авантюрах.
– Мы надеялись, что огонь распространится и обратит врагов в бегство, – мрачно заметил Полит. – И что теперь? Как долго продержится баррикада?
Каллиадес ответил:
– У них есть сотни человек, готовых ее атаковать, но только узким фронтом. За воротами еще тысячи воинов, готовящихся войти. Если они будут и дальше бросать свои силы на баррикаду, равно или поздно они прорвутся. Мы, вероятно, сможем удерживать баррикаду всю ночь, может, и весь завтрашний день. Но не дольше.
Он посмотрел на Лукана, который кивнул в знак согласия. В этот миг бегом появился Банокл.
– Нам нужны еще лучники, – потребовал он. – Они утрамбовались там, как скот в загоне. Хорошие лучники могут вычистить их, как клещей с собаки.
Каллиадес признался:
– У нас не хватает лучников, – потом нехотя добавил: – Госпожа Андромаха тренировала женщин Троянской конницы, обучая стрелять. Некоторые из этих женщин остались в городе. Они могли бы…
– Нет! – перебил Полит с непривычным гневом. – Когда враги прорвутся, эти дома будут отрезаны, и лучники на них обречены. Я не подвергну такой опасности женщин.
Каллиадес подумал, что любая женщина, оставшаяся в городе, все равно обречена, но ответил:
– Тогда я позову вождя фракийцев Хилласа. Его лучники самые лучшие в Трое.
Перед ними дородный воин в критских доспехах первым пересек ров с огнем и перебрался через баррикаду в рост человека, убив троянского воина страшным ударом топора по голове. Его немедленно уложили, но за ним немедленно последовали еще два критянина. Один поскользнулся, упал на поехавших под ногами досках и камнях баррикады, и его пронзил в бок троянский воин. Другой ухитрился сделать дикий замах мечом, прежде чем был оглушен ударом щита и лишился половины головы.