Троя. Падение царей
Шрифт:
– Клянусь Зевсом, богиня, это радует мое старое сердце – видеть вас обоих в безопасности. Я слышал, что Трою взяли и опустошили, но не было никаких вестей о выживших. Готов поспорить, вы расскажете мне волнующую историю!
– Так и есть, Одиссей, однако это история не только волнующая, но и печальная, – ответил Геликаон, с любовью глядя на старого друга. – Что ты здесь делаешь? Мы думали, ты сейчас уже в безопасности в объятиях Пенелопы.
– Я бы там и был. У меня есть сын, которого я еще не видел. Но я приплыл, чтобы спасти Кассандру. Теперь, когда Троя взята, у микенского отребья нет причин уважать неприкосновенность Теры. Однако этот остров кажется покинутым.
Одиссей огляделся по сторонам.
– Мы появились на закате прошлой ночью и никого здесь не видели. Раньше жрицы всегда приветствовали появляющиеся тут корабли… – он пожал плечами. – Я уж подумывал бросить вызов полубогу и самому подняться к Великому Коню. А потом мы увидели «Ксантос».
При этих словах по спине Андромахи пробежал холодок; ощущение, что нужно спешить, вернулось к ней с новой силой. Она с трудом удержалась, чтобы не побежать вверх по тропе на утес.
– Я пойду и найду Кассандру, – быстро сказала она Геликаону, – и приведу ее на корабль.
– Если она все еще там, – ответил ее возлюбленный, хмуро глядя вверх, на вершину острова, где можно было увидеть только лошадиную голову.
– Я знаю, она здесь, – ответила Андромаха, – хотя не знаю, почему она не пришла поприветствовать нас.
Взглянув в лицо Геликаона, она поняла, о чем он думает.
– Ты не должен сердить Минотавра, поднимаясь в храм.
Я пойду и приведу ее.
Геликаон посмотрел в небо, потом взял Андромаху за руку.
– Если ты не вернешься к полудню, я пойду и найду тебя, и никакие полубоги или монстры меня не остановят.
– И я пойду с ним, – добавил Одиссей. – Теперь в острове есть что-то опасное, и это не опасность, исходящая от жестоких людей.
Он вздрогнул, несмотря на тепло, и кивнул на Сожженный остров.
– И скажите мне, что этот остров растет, что это не старческий бред.
– Говорят, Сожженный поднялся из моря всего сто лет назад, – ответила Андромаха. – И ты прав, он очень быстро растет, и я боюсь, это плохое предзнаменование. Я поспешу.
Улыбнувшись Геликаону, она повернулась и зашагала по черному песку, потом начала подниматься по тропинке на утес, уверенно ступая ногами, обутыми в старые сплетенные из веревки сандалии.
На полдороге Андромаха остановилась и посмотрела вниз, на людей и суда на берегу. Ее взгляд упал на Сожженный остров, и она потрясенно увидела, что он почти так же высок, как утесы, окружающие остров. Из вершины его поднимался дым, и воздух был пропитан этим дымом. На руках и плечах Андромахи лежала легкая серая пыль. Она поспешила дальше, ужас и дурные предчувствия подгоняли ее огненными бичами.
Когда она добралась до вершины утеса, она снова приостановилась, глядя на Великого Коня. Гигантский белый храм, казалось, качался над ней, и Андромаха подумала, не качается ли она сама. Потом, с низким рокотом, от которого заныли зубы, еще один толчок землетрясения пробежал по острову. Андромаха упала и вцепилась в каменистую землю, боясь, что та вздыбится и сбросит ее с утеса. Она услышала свист крыльев и пронзительные крики птиц. Оглянувшись, Андромаха увидела огромную стаю чаек, пролетающую мимо утесов на юг.
– Все создания покидают остров, – сказал кто-то. – Даже птицы в воздухе и рыбы в море.
Андромаха поднялась на ноги. От Храма Коня к ней медленно шла Верховная жрица. Ифигения увидела удивление на лице Андромахи и засмеялась.
– Ты думала, я давно мертва, Андромаха. Что ж, у меня старые кости, но мое время еще не пришло.
– Я рада это видеть, – ответила Андромаха, и так оно и было.
Ифигения казалась старше самого мироздания, но блеск в ее глазах был острым и оценивающим, как всегда.
– Все женщины тоже покинули остров? Он кажется заброшенным.
Ифигения нахмурилась.
– Когда начались землетрясения, во время праздника Артемиды, Кассандра убедила девушек, что остров погибнет. Она может быть очень убедительной, с ее снами и видениями, твоя сестра. Девушки покинули остров одна за другой, несмотря на мои попытки их остановить. Последняя, маленькая Мелисса, уплыла с острова два дня назад.
Ифигения разразилась лающим кашлем, в котором Андромаха распознала смех.
– Она даже забрала осликов, сказав, что не хочет, чтобы они страдали, когда придет конец. Корабль, полный осликов.
Жрица покачала головой.
– Глупая девчонка, – ласково сказала она.
– А как Кассандра?
Ифигения посмотрела на нее с состраданием, и Андромаха удивилась, почему она считала эту женщину бесчувственной.
– Она умирает, Андромаха. Ее видения… они повредили ее рассудок, из-за них у нее чудовищные припадки. Каждый припадок отбирает у нее часть жизненных сил, а приступы становятся все более частыми. Она очень слаба, но ее безжалостные видения не оставляют ее в покое.
– Где она? Я должна ей помочь.
– Она в храме. Пойдем со мной, дорогая.
Теперь страх Андромахи был почти неудержимым. Но все-таки она взяла старую жрицу за руку и медленно вошла вместе с ней в темное здание.
Кассандра лежала на узкой постели в углу мрачной комнаты с высоким потолком. Тут было темно и очень холодно. Окна были прорублены высоко под потолком, и девушка смотрела на бьющие из них лучи света, в которых висели пылинки, губы ее двигались, как будто она с кем-то беседовала.