Троянский кот
Шрифт:
Медленно, очень медленно удалялись Изора с Жалобным Магом, и, очевидно, Туанетта с ума сходила от мысли, что именно она, обладательница силы, могла взять за руку это кроткое и трогательное сокровище, именно она могла увести его от Изоры, а вот надо же – Изора уводит голубчика от нее!
Прекрасно всё это понимая, мастер Жербер, и мастер Ожьер, и опомнившаяся Маурина, и перепуганный Ансельм со всех сторон кинулись удерживать Туанетту. И некогда было им озираться – а если бы хоть кто обернулся, то и узрел бы отряд браконьеров во главе с лесником Гильомом, привлеченный странным и, возможно, опасным шумом.
Поняв, кто это затеял склоку, бравые молодцы отступили – сами маги передрались, сами пусть и мирятся, а попасть под огненные стрелы или под камнепад никому не хотелось. Один лишь Гильом из любопытства подобрался поближе – он никак не мог понять, кто это там, в самой серединке, буянит?
Сейчас, когда и с мастера Жербера, и с Туанетты сползло заклятие неприметности, единственное, которое по-настоящему удалось отшельнику, узнать их было непросто. Гильом и раньше-то не обращал внимания, есть вообще у тетки Туанетты физиономия или так обходится. Во дворе, когда Гильом держал речь перед королевой, он тоже по сторонам понапрасну не таращился. И потому женщина, которая отбивалась огнем и ледяным ветром, была ему как бы совершенно незнакома. Лишь когда Туанетта заорала, пытаясь злобным и язвительным, неудобь сказуемым словом пробить себе дорогу, он признал голосок. Заодно и сообразил, из-за чего весь этот шум и гам. Да и кто бы не сообразил? Уже по одному тому, как друзья и соратники удерживали Туанетту, по тому, какими словами потчевали они Жалобного Мага и Изору, даже дураку всё стало бы ясно, а Гильом с его браконьерами были вовсе не дураки.
Видать, лихой лесник знал, когда женщину можно образумить строгим словом, а когда и соваться не надо. Да еще чувствовал он себя довольно нелепо с рукой на перевязи. И голова кружилась – должно быть, от той капельки яда, которую выловила в его крови Маурина, сотая доля всё же осталась и куролесит.
– Назад, молодцы, назад, – приказал он своим браконьерам, да и сам понемногу отступил. – Пусть сами разбираются! Все назад!
Однако ж уходить совсем от затеявших склоку магов не стал – принимая во внимание всю хитроумную политику королевского двора и втянутых в нее чародеев, быть при мастере Ожьере и майстре Маурине было как-то безопаснее…
– Пустите, крокодильи отродья! – вопила меж тем Туанетта. – Пустите, охвостья ослиные! Я же жить без него не могу!!!
И, пожалуй, пробившись сквозь общую защиту Маурины, мастера Ожьера и Ансельма, кинулась бы в погоню за бывшим любовником бывшая повитуха, но перед ней встал высокий тощий парень, откинул край браконьерского зеленого плаща, прикрывавший ему подбородок и рот, и Туанетта уставилась на него, сгоряча не узнавая и не понимая, что этому чудаку тут нужно и как это он, безоружный, молний метать не умеющий, ей дорогу преградить отважился.
– Я – Амьель, – сказал внучек. – Ты меня узнаешь?
– Как не узнать королевского жениха! – рявкнула Туанетта. – Ну-ка, посторонись!
– Нет, – сказал Амьель. – Сторониться не буду. И тебя вдогонку не пущу! Ты меня принимала и повивала, когда я родился.
– А ты – помнишь? – Даже в такую минуту в Туанетте не угасало ехидство.
– Знаю. Ты не дала нам с мамой погибнуть. Ты целые сутки стояла, над мамой наклонившись, и терла ей живот, и давила, и помогала… Мне всё рассказали…
– Ну и что? Я всем живот терла и давила, – Туанетта, еле сдерживая желание пустить в ход огонь, уже скопившийся на кончиках пальцев, попыталась локтем отстранить парня, но он снова заступил ей путь.
– Всех тут нет, а я – есть.
– Ну и что?!?
– Ты нам не дала в смерть провалиться.
– Ремесло мое такое!
– А мы – тебе не дадим!
– Мы?
– Мы!
Туанетта задохнулась от возмущения.
– Мы! – повторил Амьель. – Нас тут много. Мы все тут – твои дети… Мы не пустим тебя! Мы не дадим тебе себя уничтожить!
А стоял-то он перед ней – один! И магом он не был, чтобы заклятие умножения позади себя по кустам развесить. И колдуном он не был, чтобы попросту глаза Туанетте затуманить. А вот – стоял же, как будто у него за спиной целое войско!
И она покраснела до ушей. Так румянцем залилась, что даже кончики вздыбившихся волос рыжизной вспыхнули.
Стыд оказался сильнее колдовских клинков мастера Ожьера, кидающихся в ноги песчаных вихрей Маурины и облака навозных мух, которое, к собственному изумлению, сотворил и готовился кинуть ей в лицо Ансельм.
Стыд перед ребенком, которого она из небытия на свет вывела…
– Пропади ты пропадом! – заорала Туанетта. – И все вы пропадите пропадом!
Она развернулась и, стряхнув огонь на сухую траву, во всю прыть понеслась к харчевне.
– Вот это женщина! – воскликнул Гильом. – Вот это норов!
Он посмотрел в ту сторону, куда всё еще уводила Жалобного Мага Изора, поморщился и плюнул им вдогон. Потом стал затаптывать тлеющую траву. Мастер Жербер помог ему облачком наивлажнейшего тумана.
Маурина первая побежала за Туанеттой следом, ворвалась в большую комнату и успела увидеть, как в чердачный люк втягивается лестница.
Хитроумная Маурина выразилась так, что у всей честной компании уши завяли.
– Не пробить! – перевел длинную пеструю речь на благопристойный язык мастер Ожьер.
И точно – Туанетта, забравшись на чердак харчевни, уже четвертый час рыдала в три ручья, и все посылы, вызовы, наговоры и отчитки отлетали от нее мелким горохом. Уже и вечер иссяк, и ночь подкралась, а Туанетта всё горевала и хлюпала носом, да так, что внизу каждый таковой хлюп слышался.
– И из-за кого?.. – с таким презрением спросила Маурина, что даже отвечать ей не было смысла.
Все понимали, что творится с бывшей повитухой, и никто не знал, как сманить ее с чердака.
Тут дверь отворилась и на пороге возник человек, показавшийся сперва черным пятном. И только принявшие золотой отблеск свечи волосы дали понять, кто это заявился.
– Что тут у вас творится? – спросил лесник Гильом.
Никто ему не ответил.
Лесник вошел, сел на дубовую скамью рядом с Мауриной и треснул кулаком здоровой руки по столу. Был он хмур, как будто получил хороший нагоняй от сьера Элиаса.