Троянский кот
Шрифт:
Внизу был такой шум, что хоть уши затыкай, – это матросы в последний раз пировали на берегу перед долгим плаваньем. Наутро из порта выходили два судна – «Габриэль Шторм» и «Прекрасная Эльза». Новый хозяин «Габриэля», герр Вайскопф, не пожалел денег на пирушку, чтобы плаванье было удачным.
Погребок был длинным, поделенным на отсеки, в каждом отсеке стоял стол, за каждым столом помещалось до дюжины человек. Наверху, под самым потолком, были узкие окна с цветными стеклами, выходившие на улицу. Господин с черной повязкой нагнулся к одному – и от его пристального взгляда стекло сделалось прозрачным.
Внизу
Уйти решили капитан «Габриэля Шторма» и его молодой помощник, носивший, по странному совпадению имя Габриэль. Капитан был уже немолод, пил мало, да и не хотел мешать беззаботному веселью команды. Все знали, что в море он будет строг, и того, кто позволит себе лишнее, ждет суровая порка. Но на берегу, да еще в последнюю ночь, он был добр и потратил на пирушку почти все деньги, данные добрым герром Вайскопфом.
Помощник, Габриэль, решил хотя бы три-четыре часа поспать, чтобы утром, при отплытии, быть бодрым и командовать звонким голосом. Он знал, что девушки придут провожать корабли, и хотел, чтобы нареченная видела, какой он лихой моряк.
– Ступайте, ступайте, – сказал им вслед господин с черной повязкой. – Не вы мне нужны…
И капитан с помощником ушли по узкой улочке, скрылись за углом. Немного погодя вышли трое матросов, люди семейные, не желавшие из-за лишней чарки вина ссориться с женами.
Некоторое время спустя господин с черной повязкой бесшумно спустился вниз. Он увидел то, что и желал увидеть, – шесть человек команды спали за столом, а один, старый боцман Франс, сидел перед пустой кружкой, вздыхал и бормотал:
– А ведь как все хорошо начиналось… Всего лишь двух талеров не хватило, всего двух талеров… Ну, что это за нелепое состояние – выпить меньше, чем требует душа?..
Душа у боцмана Франса требовала обычно куда больше, чем позволял кошелек. Если же каким-то чудом деньги на выпивку находились, то совершенно счастливый боцман попадал в очередную историю и становился героем всего порта. Правда, сам он обычно подробностей не помнил, но находилось множество свидетелей, умеющих и желающих рассказать ему, что именно он натворил и какие последствия это возымело.
Однажды возвращаясь на корабль в том блаженном состоянии, которое достигается только большим количеством хороших горячительных напитков, наш боцман почти благополучно добрался до порта и судна, при этом ничего себе не повредив и никому ничего не попортив. И тут он совершил открытие – на корабль вело два трапа! Немного подивившись этому событию и не желая обременять себя муками выбора, Франс закричал:
– Эй, на борту! Какой ублюдок гнилой креветки и чесоточной каракатицы, семь чертей ему поперек тощего брюха, додумался спустить два трапа?! Я доберусь до него и заставлю вылизать оба трапа его поганым языком, пока они не засверкают, как бру… брю… бреле… лянты!..
Как на грех, услышав эти хриплые вопли, на палубу вышел капитан и жестом запретил матросам отвечать боцману. Поорав еще немного, Франс смело двинулся вперед и проскочил мимо трапа, который, конечно же, был один и двоился он только в глазах нашего не в меру выпившего героя. Тогда лишь капитан подал знак – и
Другой раз, пребывая утром в состоянии душевного томления, Франс наблюдал за подходящим к борту баркасом. Рябь на воде сыграла дурную шутку – мир в глазах боцмана поплыл, баркас показался неподвижным, и Франс начал громко отдавать команды рулевому своего судна, как если бы ему предстоял маневр по сближению. Рулевого на месте не случилось, но рядом нечаянно оказался молодой матрос. Матрос с перепугу не стал объяснять боцману его ошибку и, взявшись за штурвал, послушно выполнил все команды. Франс, видя его усердие, расщедрился на похвалу. И все бы ничего, если бы не матросы, с большим любопытством наблюдавшие за этой милой картинкой, – судно-то стояло на якоре и никуда не двигалось! Команда еще две недели корчилась от смеха, вспоминая эту швартовку.
Казалось бы, человека, столь прославленного, надо гнать с судна пинками. Но боцмана Франса любили – он знал свое ремесло и в плавании очень заботился о команде, хотя и гонял молодых матросов нещадно. Не было еще случая, чтобы на корабле, где боцманом служил Франс, выдавали червивые сухари или тухлую солонину. Кок, посмевший так угостить команду, был бы избит боцманским кулаком до полного просветления души.
– Всего два талера? – спросил господин с черной повязкой, присаживаясь на край скамьи. – Я дам их тебе, Франс.
– В долг? – спросил старый боцман. – Тогда тебе, добрая душа, придется ждать, пока я вернусь из плаванья, а это нескоро.
Собеседник поморщился.
– Если ты боишься брать в долг, то можешь мне кое-что продать за эти два талера, – сказал он.
– Я не купец и товара не имею.
– А продай мне свой козий рог.
– На что он тебе? – искренне удивился боцман. В полый козий рог обычно прятали иголки, большие – для починки парусов, и маленькие – для починки одежды, суровые нитки, запасные пуговицы, а затыкали его деревянной пробкой.
– Я путешественник, а в странствиях такая вещица весьма полезна. Так продаешь?
Франс подумал, что иголки у него имеются где-то в сундучке, а два талера на дороге не валяются.
– По рукам! – сказал он. – Эй, парень, еще две бутылки вина и нарежь мне жирной колбасы на закуску!
Две монеты прокатились по столу прямо к волосатому кулаку боцмана.
– А ты, сударь, гляжу, человек порядочный! – и боцман, достав из глубокого кармана козий рог, отправил его щелчком прямо к руке покупателя.
– А ты славный товарищ, Франс, и пить с тобой приятно! – сказал на это господин с черной повязкой. – Но хватит ли нам этих двух бутылок?
– Двух бутылок не хватит, – сразу же ответил Франс, – но больше мне продать нечего, разве что свою бессмертную душу.
И расхохотался – да так, что огоньки свеч заплясали.
– Твоя душа мне пока что не нужна. А вот что – продай-ка ты мне одну вещицу из судового имущества.
– Не имею такого права.