Труд
Шрифт:
Шли годы. Лука предоставил Буажеленам один из домиков Крешри, построенный недалеко от того флигеля, в котором он жил сам. Поначалу это скромное существование было очень тяжело для Буажелена, сперва он протестовал и возмущался. Он даже собирался уехать в Париж и зажить там наудачу, по-своему. Но ставшая его второй натурой праздность и сознание, что он не в силах заработать себе на жизнь, делали его слабым, беспомощным, мягким, как воск. Со времени обрушившейся на Буажелена катастрофы над ним приобрела полную власть благоразумная, кроткая, но твердая Сюзанна; сбитый с толку, потерявший всякую почву под ногами, Буажелен в конце концов всегда подчинялся воле жены. Вскоре среди окружавшего его деятельного мира тружеников Буажелену стала в тягость его праздность: ему захотелось чем-нибудь заняться. Он устал по целым дням слоняться без дела; его томили глухой стыд и потребность в действии: ведь теперь ему уже не приходилось бесплодно растрачивать силы на истребление своих богатств. Зимой он мог еще
Прошло еще несколько лет. Сюзанна стала другом, сестрой Жозины и Сэрэтты; она помогала им, разделяла их труды. Все трое были рядом с Лукой, поддерживали его, словно дополняли его, стали как бы воплощением его доброты, его нежности, его кротости. Улыбаясь, он называл их своими тремя добродетелями и говорил, что они, каждая по-своему, несут людям его любовь, возвещают всю ту доброту и нежность, которой он стремился обогатить мир. Сюзанна, Жозина и Сэрэтта ведали яслями, школами, больницами, санаториями, они были всюду, где надо было защитить слабого, помочь страдальцу, утешить опечаленного. Сэрэтта и Сюзанна особенно охотно брали на себя самые неблагодарные работы, которые требовали самоотверженного труда, полного самоотречения; Жозина, занятая своими детьми, своим непрерывно расширяющимся домашним очагом, понятно, не в такой степени могла отдавать себя другим. К тому же она была возлюбленной супругой Луки, цветком красоты и желания, а Сэрэтта и Сюзанна были всего лишь друзьями, утешительницами, советчицами. На долю Луки еще нередко выпадали горькие и тяжелые минуты; и часто, оставляя Жозину дома, он обращался за помощью к Сэрэтте и Сюзанне: они перевязывали раны страждущих, радуясь возможности целиком отдать себя общему делу. Новый город должен был создаваться женщиной и ради женщины.
Через восемь лет после переселения в Крешри двадцатисемилетний Поль Буажелен женился на старшей дочери Боннера, двадцатичетырехлетней Антуанетте. После того как гердашские земли влились в обширную комбеттскую ассоциацию, Поль, равнодушный к доходам, которые приносили эти земли, страстно заинтересовался вместе с бывшим фермером Фейа задачей повышения урожая. Он занялся сельским хозяйством и руководил одной из частей общего землевладения; земли ассоциации пришлось разделить для обработки между различными группами, входившими в единую братскую семью. Ночевать Поль приходил к матери в Крешри; там он и познакомился с Антуанеттой, она жила со своими родителями в соседнем доме. Эта простая рабочая семья сблизилась с бывшей наследницей Кюриньонов: ведь Сюзанна жила теперь такой же скромной жизнью и отличалась приветливостью и добротой; правда, г-жа Боннер, грозная Туп, была все так же мало приятна в общежитии, но это с избытком возмещалось скромностью и благородством Боннера, подвижника труда, одного из основателей нового Города. Было приятно видеть, как Поль и Антуанетта, полюбив друг друга, еще более скрепили узы, связывавшие эти две семьи, некогда принадлежавшие к двум враждебным классам. Антуанетта, сильная, красивая, грациозная брюнетка, похожая на отца, окончила школу в Крешри и теперь помогала Сэрэтте, работая на большой молочной ферме, находившейся в конце парка, у самого склона Блезских гор. Антуанетта, смеясь, говорила, что она коровница и разбирается лишь в молоке, сыре и масле. Брак между Полем и Антуанеттой — между потомком буржуа, возвратившимся к земле, и простой девушкой, зарабатывавшей хлеб собственными руками, — был превращен в торжественный символический праздник: то праздновали примирение, соединение раскаявшегося капитала и восторжествовавшего труда.
На следующий год, вскоре после первой беременности Антуанетты, в теплый июньский день семья Буажеленов прогуливалась вместе с Лукой по гердашскому парку. Прошло уже около десяти лет с тех пор, как умер г-н Жером и гердашское владение было, согласно его воле, возвращено народу. Роды у Антуанетты были тяжелые, и она уже два месяца находилась в санатории, устроенном в том замке, где некогда царили Кюриньоны. Теперь она настолько окрепла, что, взяв под руку мужа, смогла выйти прогуляться под деревьями парка; Сюзанна, как заботливая бабушка, несла новорожденного. Позади, в нескольких шагах, шли Лука и Буажелен. Сколько воспоминаний пробуждал в гуляющих этот роскошный дом, превращенный в дом братской помощи, эти рощи, эти лужайки, эти аллеи, где уже не слышался шум пышных празднеств, галоп лошадей, лай псов, а где малые мира сего наслаждались под сенью развесистых деревьев благотворным воздухом, радостью и спокойствием! Вся роскошь великолепного владения была отныне предназначена для них: санаторий распахивал им навстречу свои светлые комнаты, уютные гостиные, пахнущие вкусной едой кухни; парк звал их в свои тенистые аллеи, к кристальным источникам, к газонам, среди которых садовники выращивали на клумбах благоухающие цветы. Здесь труженики наслаждались теперь теми благами, в которых им было дотоле отказано: наслаждались красотой и изяществом. Эти дети, юноши, матери страдали веками, запертые в темных логовах, задыхаясь в грязи и нищете; а теперь они неожиданно были призваны вкусить от радостей жизни, осуществить то право, какое есть у каждого человека, — право на счастье; они были призваны приобщиться к полноте счастья, дотоле недоступного бесчисленным поколениям бедняков. И это было чудесно.
Молодая чета, миновав чреду ив, вышла к пруду; за ними подошли старшие Буажелены и Лука. Гладь пруда, отражавшая голубое небо, сияла зеркальной чистотой. Лука тихо засмеялся.
— Ах, друзья мои, какое светлое и веселое воспоминание приходит мне в голову! Вы не догадываетесь? Да ведь на берегу этого тихого пруда двадцать лет назад обручились Поль и Антуанетта.
Лука рассказал присутствующим об очаровательной сцене, которую он некогда подглядел при своем первом посещении Гердаша: сюда вторглись, пролезши сквозь изгородь, трое бедных ребят, которым захотелось поиграть у пруда, — маленький Нанэ с двумя своими товарищами, Люсьеном и Антуанеттой Боннер; Люсьен хитроумно изобрел самодвижущийся кораблик; в это же время к пруду подошли и трое малышей из буржуазных семейств: Поль Буажелен, Низ Делано и Луиза Мазель; они пришли в восторг от кораблика и тотчас же подружились с незнакомыми ребятишками; под ласковым покровительством благой природы, вечной праматери, сами собой образовались пары, словно намекавшие на будущие браки: Поль и Антуанетта, Нанэ и Низ, Люсьен и Луиза.
— Вы не помните? — весело спросил Лука.
Молодые люди, смеясь, признались, что не помнят.
— Мне было тогда четыре года, — сказала весело Антуанетта, — память у меня была, вероятно, довольно плохая.
Но Поль, хотя и с усилием, припоминал прошлое.
— Мне было семь лет… Постойте-ка! Мне кажется, я вижу какие-то смутные тени. Я вспоминаю кораблик, который приходилось подталкивать к берегу длинным шестом, когда его колеса переставали вертеться; кажется, одна из девочек чуть было не упала в воду. А потом кто-то подошел, и юные пираты скрылись.
— Верно! Верно! — воскликнул Лука. — Так вы, значит, помните!.. А я отчетливо помню, что в тот день почувствовал трепет надежды на будущее: передо мною как бы сверкнул отблеск грядущего примирения. Чудесные, заложенные в детях силы братства уже готовили новый шаг к справедливости и миру… А вот этот молодой человек еще более увеличит степень всеобщего счастья, которое вам удастся осуществить.
Он показал на новорожденного Людовика, спавшего на руках у Сюзанны, которая была самой счастливой бабушкой на свете. Она, в свою очередь, шутливо сказала:
— В данную минуту он ведет себя хорошо, так как спит… А потом, мой милый Лука, мы женим его на одной из ваших внучек; таким образом будет достигнуто полное умиротворение: все вчерашние враги соединятся и примирятся друг с другом в своем потомстве… Хотите? Тогда сегодня же обручим их.
— Конечно, хочу! Наши правнуки рука об руку закончат наше дело.
Поль и Антуанетта растроганно поцеловались; что касается Буажелена, то он, никого не слушая, с унылым видом глядел на парк, свое прежнее достояние; в его взгляде не сквозило даже горечи — так подавлял и ошеломлял его новый мир. Гуляющие углубились в тенистые аллеи парка; Лука и Сюзанна молчали, обмениваясь улыбками, полными возвышенной радости.
Будущее понемногу осуществлялось. Вернувшись к гердашскому дому, гуляющие на мгновение остановились перед фасадом, налево от подъезда, под окнами той комнаты, где умер г-н Жером. Отсюда видны были сквозь листву высоких деревьев крыши Боклера, а за ними — Крешри и «Бездна». Гуляющие молча окинули взором обширный горизонт. Вдали ясно вырисовывалась «Бездна», перестроенная по образцу завода Крешри, слившаяся с ним в единый Город преобразованного труда — труда облагороженного, ставшего гордостью, здоровьем и радостью. Все больше справедливости и любви рождалось там каждый день. И волна смеющихся среди зелени домиков, на чье неотступное приближение в свое время с тревогой смотрел Делаво, — волна эта уже залила некогда пустынно черневшие земли, она непрерывно расширяла пределы грядущего Города. Теперь эти домики занимали уже все пространство от отрогов Блезских гор до Мьонны; чувствовалось, что вскоре они перешагнут через узкий поток и сметут с лица земли Старый Боклер, это гнусное скопище лачуг, где изнемогали рабы наемного труда. Эти дома будут распространяться все дальше и дальше, раздвигая до плодородных полей Руманьи пределы Города свободы, справедливости и счастья, освещенного дружелюбным солнцем.
II
И в то время, как ход событий увлекал Боклер навстречу новой судьбе, в то время, как благотворная, все возраставшая сила солидарности воздвигала Город, на помощь этой солидарности неотразимо, молодо, весело и победоносно пришла любовь: всюду беспрестанно заключались браки, сближая классы, ускоряя наступление гармонии и мира. Победоносная любовь опрокидывала все препятствия, преодолевала самое упорное сопротивление, утверждала буйную радость жизни и открыто, с громким! ликованием провозглашала счастье бытия, нежности и неистощимого плодородия.