Трудная позиция
Шрифт:
— Ох и враг ты, Саня, — потирая ушибленную ногу, обидчиво выговорил Яхонтов.
— Да разве враг-то я? — быстро, как всегда, нашелся Винокуров. — Это же закон притяжения. А будь ты, к примеру, на Луне, опустился бы лебедем. Одно удовольствие.
— Ладно, ладно зубы-то заговаривать. Мастер больно. Отряхни-ка меня лучше.
— Это пожалуйста. — Винокуров снял перчатку и принялся обмахивать Яхонтова. — А ты все же согласись, Серега, неплохо бы почувствовать себя в шесть раз легче, как на Луне. Подпрыгнул бы сейчас — и
— Здорово ты, однако, подсчитываешь, — усмехнулся Яхонтов. — Точь-в-точь как сегодня в классе.
— Но я же приблизительно.
Разговор перебил старшина. Он торопливо и зычно скомандовал:
— Кончай курить! В колонну, по четыре, ста-а-но-вись!
С первых шагов батарея взяла свой обычный, строевой темп. Только с песней что-то не получалось: начали вяло и вразнобой, и старшина приказал прекратить.
В казарме, перед тем как лечь отдыхать, Винокуров достал из тумбочки блокнот, который завел еще в школе, в девятом классе. В блокноте — схемы различных ракет и пояснения, сделанные учителем физики — руководителем школьного кружка юных техников.
— Ты над чем колдуешь? — спросил Яхонтов, заглядывая в блокнот приятеля. — Задачу решаешь, что ли?
— Ага. Орбиту вокруг Луны рассчитываю.
— Нет, правда?
— Показать тебе хочу, какие мы ракеты в школьном кружке делали.
— Покажи, покажи. Деловой ты, Саня, человек. И схемы у тебя, как у инженера. А вот насчет разговора Крупенина с майором Шевкуном ты все же соврал мне.
— Зачем же! Какой мне интерес? — Винокуров опустил блокнот и серьезно посмотрел на Яхонтова. — Прямо так и говорил старший лейтенант, что первый курс должен быть ближе к технике, что надо пересмотреть с этой целью нашу учебную программу.
— А майор как реагировал?
— Вот этого я не понял.
— Ничего ты, Саня, тогда не понял. Фантазии у тебя много. Начитался.
— Ну, можешь не верить, дело твое, — сказал, вздохнув, Винокуров. — А между прочим, гидростанция на Енисее, о которой ты рассказывал, тоже была когда-то фантазией. И еще, Серега, имей в виду, Ленин говорил, что фантазия есть качество величайшей ценности.
Яхонтов удивленно взглянул на Винокурова:
— Чего это ты переключился?
— Да вот интересно получается. Повидал ты Енисей, в тайге побывал, а вот медведя не поймал.
— Хороший ты парень, Саня, находчивый.
— А меня, Серега, дед учил: «Держись ершом, Сашка, в любой речке».
— Толково учил, — улыбнулся Яхонтов.
Появился Красиков, молча вынул из тумбочки мыло, взял полотенце и направился умываться.
— Давай, давай, Коля, смывай грехи-то, — бросил шутливо Винокуров. Но Красиков даже не обернулся.
— Послушай, Саня, — сказал приятелю Яхонтов. — Возьми-ка ты его на буксир как соседа.
— Не выйдет, — замотал головой Винокуров.
— Почему?
— Ни один трос не выдержит.
— Да я же серьезно тебе
— И я серьезно. Ты же видел, какой он ко мне ласковый.
Яхонтов весело подмигнул:
— А ты понастойчивее, как дед учил.
12
Тишину учебного корпуса нарушил звонок, резкий, привычно деловой и, как всегда, точный. Закончился первый час самоподготовки. Курсанты, покинув классы и лаборатории, высыпали в коридор, освещенный матовыми плафонами, похожими на подвешенные к потолку гигантские одуванчики. Топот ног, разноголосый говор, шутливый молодой смех быстро заполнили все уголки коридора, живо растеклись по ступеням широкой лестницы до самого вестибюля.
Лишь курсанты первого взвода стояли у своего класса, непривычно притихшие и очень озабоченные. Даже самый неутомимый балагур с веселыми колючими глазами Винокуров был явно не в себе и часто поглядывал в глубь коридора. Потянув за рукав стоявшего рядом Иващенко, он тихо спросил:
— Ну что, Олесь, на горизонте не проясняется?
— Ничего не бачу, Саня, — так же тихо ответил Иващенко. — Ты побеги, пошукай сам.
— Чего шукать-то? — вмешался в разговор Яхонтов. — Без того ясно.
— Яка же ясность? Це дило проверить трэба.
— А он со своей пусковой установки все видит, — покосившись на длинную фигуру товарища, сказал Винокуров.
— При чем тут пусковая установка? — обиделся Яхонтов.
— А как же: самая высокая точка на стартовой позиции.
— Молодец, ставлю пятерку, — съязвил Яхонтов и потрогал Винокурова за узкие плечи, на которых так сияли новенькие золотистые погоны, что не заметить их было просто невозможно. — Ох и вид у тебя, Саня, ослепнуть можно, — сказал Яхонтов. — Ну генерал вылитый.
На шутку никто не успел среагировать. Винокуров, вскинув руку, сказал с грустью:
— Все, братцы, мирный период кончился. Идет командир взвода:
— А Красикова нет с ним? — спросил Яхонтов.
— Один вроде. И кажется, злой.
Подошел лейтенант Беленький, торопливо скомандовал:
— Все в класс, живо!
— Так звонка же не было, товарищ лейтенант, — заметил вездесущий Винокуров.
— Разговорчики! — строго прикрикнул Беленький и пристально, в упор, посмотрел на выделявшиеся винокуровские погоны. — А это что за кадриль? Снять сегодня же!
«Почему снять, я же подновил их только?» — недоуменно пожал плечами Винокуров, но тут поймал на себе лукавый взгляд Яхонтова: «А я что говорил тебе».
Быстро, за одну минуту, притихшие курсанты заняли свои места за столами.
— Кто видел Красикова последним? — строго спросил Беленький.
Курсанты взволнованно переглядывались.
— Видели все, — сказал Яхонтов. — Вместе пришли, строем.
— Знаю, что строем, — сказал Беленький. — А кто видел потом, когда раздевались?