Трудная позиция
Шрифт:
Понял полковник заминку старшего лейтенанта или не понял, но сразу переменил разговор.
— У вас как со временем? — спросил он. — Может, посвятите в подробности истории с иностранным самолетом? Я за этим, собственно, и пришел.
Крупенин тяжело вздохнул, давая понять, что сейчас у него нет времени заниматься воспоминаниями.
— Ну, может, не сейчас. Давайте встретимся вечером? — предложил Осадчий. — Обязательно только. Надо же, чтобы люди знали, за что наградили вас. А то куда ни приду, спрашивают.
— А что рассказывать,
— Ох, и скромны вы, товарищ старший лейтенант! Никак вас не раскачаешь, хотя бы в личном деле описали все подробно. Так нет и там. Листал я сегодня...
— Верно, там нет, — согласился Крупенин. И тут же вспомнил, что есть у него где-то в чемоданах тетрадь, в которую он записал в свое время всю эту историю шаг за шагом, очень подробно. Вот ее-то и мог бы показать он вместо беседы: авось выручит. И он предложил: — Записки свои могу принести вам, товарищ полковник.
— Записки? — не понял Осадчий. — Какие записки?
— По ходу событий. Ну, вроде дневника, что ли, — поправился Крупенин.
— Понятно, понятно, — обрадовался полковник. — Давайте, почитаю непременно, с превеликим удовольствием. Только побыстрей, если можно. — И уже мягко, по-свойски, прибавил: — А насчет ордена... само собой. На грудь — без всяких отговорок. И не колодку, нет... Орден! Пусть все видят.
Когда полковник ушел, Крупенин минут пять растерянно стоял посредине комнаты. И чего это ему вдруг стукнуло предложить тетрадь вместо разговора? Никому ведь не показывал ее до сих пор, да и сам очень давно, не заглядывал в нее, а тут словно кто за язык дернул. Но как бы там ни было, идти на попятную теперь поздно.
Крупенин энергично прошагал по комнате, потом, сдвинув газету с недописанного рапорта, уселся за стол. А когда в казарме стали сгущаться сумерки, он быстро поднялся наверх, к командиру дивизиона, и положил перед ним свое трудное сочинение.
Вашенцев в это время листал Дисциплинарный устав, старательно подчеркивая что-то и выписывая к себе в блокнот. Окинув коротким, сухим взглядом вошедшего, он сказал с сумрачной иронией:
— Для вас готовлю. Повешу в канцелярии. Чтобы не забывали, как выполнять приказания.
Крупенин молчал. Он не умел и не любил оправдываться.
Вашенцев бегло просмотрел рапорт и с сожалением сказал:
— А я ведь думал, что серьезного командира мы получили, зрелого.
«Когда это он так обо мне думал? — удивился Крупенин. — Разве при первой встрече?»
Тогда стоял теплый осенний день. В золотистом от солнца воздухе лениво раскачивались белые паутинки, в раскрытое окно тянуло из степи не знакомыми для Крупенина травяными запахами. И Вашенцев под стать погоде выглядел очень приветливым. Узнав, что приехавший офицер долгое время служил на Севере, откровенно признался: «Будь моя воля, я давно бы всех местных «академиков» заменил именно на таких вот командиров из дальних гарнизонов».
«Академиками»
— Значит, вы утверждаете, что разговор Красикова об уходе из училища — разговор несерьезный? — продолжал Вашенцев, постукивая ладонью по рапорту.
— Да, утверждаю.
— Выходит, и мне заявил он об этом тоже по легкомыслию?
— Вероятно, так.
— Тогда разрешите спросить вас: для чего мы будем держать в своем дивизионе легкомысленного, несерьезного человека?
— Эта несерьезность юношеская, товарищ майор, — объяснил Крупенин. — Она может быстро пройти. А наша задача...
— А наша задача выговора получать, — резко сказал Вашенцев: — Нет уж, спасибо за такую задачу. И вообще я не понимаю, Крупенин, для чего создавать всю эту неразбериху? — Вашенцев многозначительно вскинул брови.
— Я не создаю неразбериху, а долг свой выполняю.
— Вижу, вижу. Доложите, сколько рапортов написал вам Красиков? — выждав немного, спросил Вашенцев.
— Рапортов не было, — твердо сказал Крупенин.
— Так вот и не было?
— Нет.
— А если все-таки были? — Вашенцев открыл ящик стола, но тут же быстро закрыл его, сердито блеснув глазами. — Упорно, однако, укрываете вы этого разгильдяя. Не знаю, зачем вам это нужно!
— Никого я не укрываю, товарищ майор, — краснея от волнения, сказал Крупенин. — Просто хочу помочь человеку найти себя.
— На-айти-и, — насмешливо протянул Вашенцев и откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула. — Воспитательный эксперимент, значит. Но вы забыли, что у нас военное училище. Да и урок мы с вами имеем... Неужели не научились?.. А потом, как вы так безответственно пишете: «Верю». Чепуха это, Крупенин! Чепуха!
Крупенин молчал, зная наперед, что все его доводы и объяснения вызовут у майора лишь еще большее раздражение. И Вашенцев, чувствуя настроение комбата, резко прервал разговор:
— Ладно, вынесем на педсовет. А вас предупреждаю: не будьте мальчишкой.
10
Курсанты после ужина отдыхали: играли в шахматы, соревновались на миниатюрных бильярдах, слушали радио. Один Яхонтов был настроен серьезно. Сегодня, после занятий, старший лейтенант Крупенин пригласил его к себе в канцелярию и, как бы советуясь, сказал ему:
— Вы, товарищ Яхонтов, единственный человек у нас в батарее, который успел побывать на большой сибирской стройке. Опыта, конечно, жизненного поднакопили там. Повидали кое-что, чего другие не видели. Не стать ли вам нашим главным агитатором?