Труды и дни
Шрифт:
– Но потом был Октябрь, и большевики взяли власть, – Федя пристально смотрел на деда.
– Да, но это уже другая история, я сейчас не об этом. Вот представь себе, что в году пятнадцатом рухнул бы фронт: немцы подошли бы к Петрограду, взяли бы Минск и Смоленск, а австрийцы бы захватили Одессу и пошли на Киев и Севастополь. Вот тут бы начался совсем другой подъём, война бы сразу стала народной, и закончили бы мы её в Берлине и Вене. Думаю, что сейчас именно это и случится.
– Так ты думаешь, что эти поражения нам на пользу? – Федя удивлялся всё больше и больше.
– Я практически в этом уверен. Немцы растягивают свои войска, они занимают территорию, которую не могут контролировать, так было с ними в восемнадцатом году. Наше
Уже через месяц в конце ноября на карте стояли другие флажки.
– Немцы обходят Москву с Севера, они в Крюково и Дмитрове. Неужели возьмут Москву сходу, – Федя с ужасом думал о том, что в Москве мама и бабушка. Да и вообще, это же Москва, как её можно сдавать.
– Сходу не возьмут, будут бои за каждый дом или улицу. Я тоже думаю о наших там, о Соне и Ане. Мы так решили, если бои на севере начнутся, пусть уходят пешком, на попутках, как угодно в сторону Востока, но не к нам сюда, здесь немцы будут брать аэродром, и нам тоже придётся уходить, наверное, – дедушка Вася покачал головой. – Вот только куда, не ясно. Общее направление на Восток, а там как получится. Может, уедем с госпиталем, с Дусей.
В Москве военной
Настал декабрь. Немцы было уже вошли в подмосковные Химки, но иссякли, и началось наступление наших войск. Москву не сдали! И вот пришёл Новый 1942 год. Родичевы пили выданные москвичам к Новому году шампанское и водку с соседями, сидя в шубах и свитерах в дачном доме, настроение было приподнятым. Утром пошли гулять, был выходной, на улицах было много народу, люди радостно поздравляли друг друга. А ночью в Москве Соня и прибежавшая к ним ещё до комендантского часа Анна Владимировна радостно чокались шампанским с незнакомыми людьми на станции метро «Площадь Революции» прямо у ног бронзовой колхозницы.
Седьмого января 1942 года в Москве и области отменили осадное положение, и Родичевы, наконец-то перебрались в город. На даче выдерживать лютый холод стало трудно, дрова достать было проблемой, да и это было незачем. Но Дуся продолжала там жить и работать, так что дом остался под присмотром.
Школы в Москве в ту зиму так и не заработали, большая часть детей была эвакуирована на Восток. Не стало в Москве ни Лиды Иорданской, ни Андрея Сомова, ни Аллы. В здании их школы временно разместили призывной пункт, но с января там же находился и учебно-консультационный отдел для старших классов. Дети учились дома самостоятельно, а в такие пункты приходили только сдавать зачёты, получать задания и консультации. Федя решил начать заниматься и пройти за полгода всю программу восьмого класса. Это было совсем несложно, требования к ученикам предъявляли минимальные. В конце апреля он сдал все предметы и получил справку о готовности к учёбе в девятом классе.
Многие его сверстники работали на фронт, он тоже не хотел жить в безделье летом на даче и искал работу по душе. Тут Феде помог случай: к Анне Владимировне, которая оставалась дежурить в конторе эвакуированного театра, зашёл «на огонёк» знаменитый хирург Сергей Юдин, руководивший Институтом скорой помощи имени Склифосовского, который продолжал лечить москвичей. Не хватало младшего персонала, и тогда Федя вызвался поработать весной и летом санитаром в детском отделении.
И вот три дня в неделю, через день, Федя спускался в метро, доезжал до станции «Красные ворота», потом недолго шёл пешком до Института. Вместе с ним в метро спускалась Соня и ехала до той станции, где находилась в этот день передвижная библиотека. Федино дежурство в приёмном отделении начиналось в пять часов дня и длилось до пяти утра, это считалось двумя рабочими днями подростка. До полуночи было спокойно. Привозили детей с бытовыми травмами – ушибами, переломами, небольшими ожогами, у кого-то было сотрясение мозга, у кого-то острый аппендицит.
Впервые Федя, который раньше при объявлении воздушной тревоги уходил в убежище по приказу врача, остался дежурить в приёмном покое в ночь на седьмое июля. Вскоре где-то ухнули выстрелы пушек, потом всё стихло, но в два часа ночи привезли трёх искалеченных детей, у одной девочки была почти оторвана нога, она умерла на операционном столе. Ещё один мальчик умер, другого удалось спасти. Федя смотрел на их страдания, и что-то внутри сжималось. Медицинские сёстры рассказали, что это лишь малая доля того, что бывало осенью 1941, когда детей привозили десятками. Федя не спал в ту ночь: ненавидел вражеских лётчиков.
В свободные дни Федя добирался на дачу к дедушке и бабушке и помогал им с огородом. Татьяна Ивановна и Дуся развернули на их участке целую овощную плантацию. Когда он однажды появился на даче в конце августа перед началом учёбы, то на станции встретил отца Кости, подполковника-лётчика, который сперва на МиГ-3, потом на переделанном в ночной истребитель Пе-2 сбил три Юнкерса. Дядя Витя был настоящий герой.
В сентябре 1942 года школа, наконец, заработала в три смены, хотя занятия были не каждый день. Выходили на работы: то собирали металлолом, то дежурили в госпиталях, то помогали на расчистке завалов, разборке баррикад и снятии маскировки с домов. Начались занятия по военной подготовке, изучали уставы, боевые отравляющие вещества, планы и карты, современную военную технику и военную терминологию, сельское хозяйство, ездили на стрельбы, учились метать гранаты, перевязывать раненых. Это время как-то потом почти стёрлось в Фединой памяти – его заслонили впечатления следующих лет, наполненных яркими событиями.
Осенью 42 года день за днём вновь нарастала тревога, немцы прорвались к Волге и на Кавказ. Василий Дмитриевич и Татьяна Ивановна были мрачны как тучи: они безвылазно жили на даче, и такое существование вдали от города делало своё дело. Федя на ноябрьские праздники приехал в Ильинское их навестить. Пятого он с друзьями пошёл на прогулку до Кратова, они шли быстро, на обратном пути, разгоряченный, он напился у колонки ледяной воды и впервые за много лет подхватил ангину. К нему пришла врач, прописала стрептоцид и аспирин и ещё велела есть квашеную капусту, чеснок, редьку, лук «от семи недуг» и тёртую морковку, если дома есть, то с подсолнечным маслом или с мёдом. Все эти овощи было в запасах со своего огорода у Татьяны Ивановны, масло и мёд тоже имелись в достаточном количестве, а ещё были яблоки сорта «антоновка» и малиновое варенье. Федя не лежал, а сидел с дедушкой Васей у него в комнате и рассматривал дедушкину карту боевых действий, густо утыканную красными и чёрными флажками: враг был в Сталинграде, уже у самой Волги.
Сообщили, что англичане в Северной Африке успешно сражаются с германским экспедиционным корпусом фельдмаршала Роммеля, что весьма обрадовало деда Васю.
– Подумаешь, корпус Роммеля, всего сто тысяч военных и пять сотен танков. Это совсем мало, у нас тут миллионы сражаются с обеих сторон. Почему союзники нам помогают тушенкой и яичным порошком и совсем мало оружием и техникой, ведь мы же и за них тут сражаемся? – спросил Федя.
– Ну, не так уж и мало: в Раменском и Быково появились самолёты, бомбардировщики «Ланкастер» и американские истребители «Аэрокобра», наши летчики их прозвали «змеюками». Говорят, что английские танки и американские грузовики «Студебеккер» у нас появились. Для снабжения фронта грузовики очень важны, – сказал Василий Дмитриевич со знанием дела, ведь он в прошлую Германскую войну тесно сотрудничал с Союзом земств и городов именно по снабжению тыла армии.