Труды по россиеведению. Выпуск 3
Шрифт:
Другое значение слов с морфемой свобод, встречающееся в Наказе, связано с физическими возможностями и разного рода обязательствами:
«Чувствование боли может возрасти до такой степени, что совсем овладев всею душою, не оставить ей больше никакой свободы производить какое-либо ей приличное действие, кроме как в то же самое мгновение ока предпринять самый кратчайший путь, коим бы от той боли избавиться. Тогда и невинный закричит, что он виноват, лишь бы только мучить его перестали» (ст. 194).
«Некоторые Правительства освобождают от
«Во многих городах в Европе оные сделаны свободными в том, что не ограничено число; а могут вписываться в оные по произволению, и примечено, что то служило к обогащению тех городов» (ст. 402) 25 .
25
Речь здесь идет о ремесленных цехах.
«Жены у германцев не могли быть без опекуна никогда. Август узаконил, женам, имевшим троих детей, быть свободным от опеки» (ст. 436).
«… Должно прилагать тщание о нижеследующем:
…Безопасность и твердость зданий, и правила к наблюдению, в сем случае потребные для разных художников и мастеровых, от которых твердость здания зависит, содержание мостовой, благолепие и украшение городов, свободный проход и проезд по улицам, общий извоз, постоялые дворы и проч.» (ст. 556.5).
В последнем случае очевидно, что речь идет не о праве на проход и проезд, а о том, чтобы на улицах строителям не мешали никакие препятствия. Однако в двух статьях Наказа интересующий нас концепт использован в несколько отличном значении. Так, в ст. 517 говорится:
«Еще бы сие великое было несчастие в Государстве, если бы не смел никто представлять своего опасения о будущем каком приключении, ни извинять своих худых успехов, от упорства счастия происшедших, ниже свободно говорить своего мнения».
На первый взгляд, мы имеем тут дело не с чем иным, как со свободой слова, однако очевидно, что она декларируется тут не как право, а как возможность. Несколько иначе обстоит дело со ст. 98:
«Власть судейская состоит в одном исполнении законов и то для того, чтобы сомнения не было о свободе и безопасности граждан».
В данном случае есть все основания считать, что слово свобода тут подразумевает политическую, гражданскую свободу как естественное право человека и один из важных концептов идеологии Просвещения. Но в тексте Наказа оно вступает в неравную борьбу со словом вольность, которое служит основным обозначением этого права:
«Какой предлог самодержавного правления? Не тот, чтоб у людей отнять естественную их вольность…» (ст. 13).
«И так правление, к сему концу достигающее лучше прочих и притом естественную вольность меньше других ограничивающее, есть то, которое наилучше сходствует с намерениями, в разумных тварях предполагаемыми…» (ст. 14).
«Но от сея славы происходит в народе, единоначалием управляемом, разум вольности, который в Державах сих может произвести столько же великих дел и столько споспешествовати благополучию подданных, как и самая вольность» (ст. 16).
«Общественная
«В Государстве, то есть в собрании людей, обществом живущих, где есть законы, вольность не может состоять ни в чем ином, как в возможности делать то, что каждому надлежит хотеть, и чтоб не быть принуждену делать то, чего хотеть не должно» (ст. 37).
«Надобно в уме себе точно и ясно представить: что есть вольность? Вольность есть право все то делати, что законы дозволяют; и, ежели бы где какой гражданин мог делать законами запрещаемое, там бы уже больше вольности не было; ибо и другие имели бы равным образом сию власть» (ст. 38).
«Государственная вольность во гражданине есть спокойство духа, происходящее от мнения, что всяк из них собственною наслаждается безопасностию; и, чтобы люди имели сию вольность, надлежит быть закону такову, чтоб один гражданин не мог бояться другого, а боялись бы все одних законов» (ст. 39).
«Гражданская вольность тогда торжествует, когда законы на преступников выводят всякое наказание из особливого каждому преступлению свойства» (ст. 67).
Перед нами – краткое изложение просветительской концепции политической свободы. Как известно, все приведенные статьи Наказа были заимствованы Екатериной у французских просветителей, прежде всего, у Монтескье. Далее в Наказе объясняется, что «проести и волокиты», которые гражданам приходится претерпевать, добиваясь в судах защиты своих прав, есть не что иное, как плата за вольность и безопасность (ст. 112); чем больше государство заботится о защите гражданской вольности, тем сложнее судебные процедуры (ст. 115); судебное решение, вынесенное на основании показаний только одного свидетеля или «ложного какого рассуждения», есть нарушение права вольности (ст. 119, 153); доказательства вины должны быть определены общеизвестными законами, поскольку судебный приговор всегда стремится к ограничению вольности (ст. 158, 165) и более того: «Вольность гражданина ни от чего не претерпевает большего нападения, как от обвинений судебных и сторонних вообще; сколь же бы ей великая настояла опасность, если бы сия столь важная статья осталась темною: ибо вольность гражданина зависит, во-первых, от изящества законов криминальных» (ст. 467). Наказ предписывает соблюдать особую осторожность в делах о волшебстве и еретичестве, поскольку опыт показывает, что они могут быть угрозой вольности граждан как их естественному праву (ст. 497). Наконец, самые тяжкие преступления – это «беззаконные предприятия противу жизни и вольности гражданина» (ст. 231).
Обращает также на себя внимание ст. 379 из главы XVI «О среднем роде людей», который, согласно Наказу, «пользуясь вольностию, не причисляется ни ко дворянству, ни ко хлебопашцам». Формирование среднего, или третьего, сословия было одной из важнейших политических задач Екатерины, и подчеркивание его вольного статуса в данном случае вполне естественно. Однако несомненна и определенная двусмысленность: то ли это надо понимать как то, что средний род людей обладает вольностью наравне с дворянством и крестьянством, то ли так, что какой-то род людей этим свойством не обладает, что противоречит представлению о вольности как естественном праве.