Трунька о себе, своих попутчиках и славном «Дальтелефильме»
Шрифт:
Юрий Павлович Шепшелевич был трудоголиком. Несмотря на то, что в принципе все киношники трудоголики, потому что без этого нельзя сделать кино, Шип был трудоголиком с фанатизмом. Вот такая гремучая смесь. Наташа Тимофеева, новая подруга режиссера, человек весьма одаренный, хорошо Юру дополняла. Иногда казалось, что не Шип режиссирует картину, а Наташа режиссирует Шипа. Впрочем, это могут быть мои домыслы. Во всяком случае, наиболее яркие картины мастера сделаны в содружестве с Наташей. На мой взгляд, те фильмы которые имели лирический или поэтический оттенок, ему удавались лучше всего. Замечательны были «Сахалинские акварели», «Паруса надежды» или «Не расставайтесь с детством». Их он, в отличие от меня считал не самыми лучшими фильмами.
У Галки Шипки судьба сложилась трагично. Соловьев, с которым Галина познакомилась в Риге, бросил семью и, сломя голову, примчался во Владивосток. Здесь сломал еще одну семью и Галкину жизнь. Они пили беспробудно. Сначала пропили обстановку квартиры, потом продали саму квартиру и переехали в деревню, жили на отшибе, на каком-то хуторе, где стояли три покосившиеся избы. Мало того, что они пили, Соловьев еще частенько поколачивал свою возлюбленную. А потом, как говорят, и забил окончательно. Схоронили бывшую красавицу на скромном деревенском погосте.
Шип был натурой сложной и противоречивой. Он мне напоминает такие хитрые картинки со скрытым изображением. Мельком посмотришь – одно лицо, начинаешь вглядываться – проступает другое, а потом и третье, ничем на первое не похожее. Он мог быть спокойным, добрым, внимательным… А мог биться в приступе необузданного бешенства, когда его не могли скрутить и три здоровых мужика.
У него была феноменальная память. Он мог по кадрам пересказать только что увиденный фильм, и в то же время писал с чудовищными грамматическими ошибками. Его сценарии на русский язык переводила либо Наташа, либо редактор, который в то время работал на картине.
У него был замечательный музыкальный слух и вкус. Он пришел в режиссуру из звукорежиссеров, и благодаря Юрию Павловичу Дальтелефильм славился своей звукорежиссерской школой. Поясню. Как повелось на телевидении, а потом перекочевало на большинство фильмопроизводящих студий, монтировался немой вариант кинофильма или очерка, а потом звукорежиссер подкладывал под изображение музыку. И зачастую, изображение говорило об одном, а музыка пела о другом. Шепшелевич ввел в практику технологию, которая, возможно, была и не нова, и применялась продвинутыми кинематографистами, – это создание звукозрительного образа. То есть звук не потом подкладывался под картинку, а находил созвучие в процессе монтажа. И чаще всего не музыка накладывалась на смонтированный материал, а кадры монтировались на музыку по темпу, ритму и содержанию. Потом так же монтировал Олег Канищев, и другие режиссеры. Я тоже научился этой премудрости у Шипа из первых рук, а потом прочитал в трудах Сергея Михайловича Эйзенштейна.
Шип не только создавал свои картины, но и охотно консультировал коллег. Когда я заходил в тупик, и смонтированный эпизод мне не нравился, я обращался за помощью к нему. Он смотрел материал и говорил, какой кадр подрезать, какой удлинить, а какой и вовсе выбросить. После его совета эпизод начинал жить. Иногда он и вовсе делал за другого режиссера его монтажную работу. Так было с фильмом «Владивосток» Юры Летягина. Я расскажу о нем отдельно в главе «Другой Юра».
Несмотря на то, что Юрий Павлович был моим учителем, мы с ним часто спорили. Я быстро переболел авангардизмом и стремился сделать фильмы максимально простыми и понятными зрителю. Шип считал это примитивизмом и усложнял картины до такого состояния, что сквозь ажуры конструкций порой не просматривалась мысль произведения. А может, ее и вовсе не было. Иногда он так красочно описывал свои фильмы, что они зримо вставали перед глазами. Но в самом фильме ничего такого и не было. Он читал между строчками и видел в недосказанности глубокий смысл. А я считал, что зритель ленив, а кино – искусство примитивное, одноклеточное. Тем не менее, каждый из нас делал свои фильмы, и судьей нам был зритель.
Одной из последних картин Юры был фильм «Крестный отец». Фабула картины такова… Некто сидит в тюрьме, на нарах он мечтает, что выйдет на свободу, заработает кучу денег, купит машину и на ней шиканет. Он выходит из тюрьмы, поселяется в деревне Каменушка, разрабатывает участок, чтобы выращивать красный острый перец на продажу. Попутно он «усыновляет» медвежонка, с которым на протяжении всего фильма играет как с игрушкой. Медведь вырастает, и наш герой отпускает его со слезами на глазах в тайгу, неприспособленного к диким условиям выживания.
Про что кино – непонятно, в нем больше недоуменных вопросов, чем внятных ответов. При всем при том, картина классно снята и смонтирована. Хотя, вспоминая фильм с высоты сегодняшнего времени, можно разглядеть в этом документальном персонаже черты нарождающегося «героя нашего времени», которого много лет спустя выведет на экран Алексей Балабанов в своей игровой картине «Жмурки». Успешные люди криминального капитализма. Из бандита – в олигархи. Вот такое режиссерское предвидение.
Я знаю, что в Голливуде можно побить режиссера, переспать с его женой и даже убить его, но упаси тебя бог обругать его картину. И Шиповскую картину я тогда обругал, назвав ее безнравственной. Он на меня сильно обиделся до самой смерти. А смерть поджидала его совсем близко. Как верно заметил актер Георгий Бурков, смерть не впереди нас, а идет параллельно с нами.
Группа Шепшелевича вернулась из экспедиции со съемок фильма «Путешествие в Джугджарию». Это такая профессиональная туристическая картина. Материал отправили на обработку, а Шип с женой и друзьями отправился отдыхать в Каменушку, съемочную площадку «Крестного отца». Оттуда и пришло страшное известие: Юрий Павлович скоропостижно скончался. В этом же году ушел из жизни Костя Шацков. А в скором времени скончался и Дальтелефильм.
Последнее кино, которое я монтировал на студии, фильм «Путешествие в Джугджарию». Но это не мой фильм, а моего учителя – режиссера Юрия Павловича Шепшелевича. Я монтировал под присмотром его жены Натальи Тимофеевой. В полном смысле этого слова. Она мне потом созналась, что ночами приходила на студию и контролировала монтаж. Она даже пыталась переставить кадры, но, в конце концов, возвращалась к моему варианту. А другого и не могло быть, материал сам диктовал построение ленты.
И Юра, и Костя ушли из жизни режиссерами Дальтелефильма, им посчастливилось не увидеть крушения родной студии и надругательства над картинами, которым они отдали свои жизни.
Кадр восьмой
Другой Юра
Тоже Юра, тоже режиссер. Но другой и не очень режиссер. В режиссуру он попал по ошибке, и очень от того страдал, хотя и не понимал, что страдает. И не понимал, что он не режиссер, хотя был умный, добрый и порядочный человек. Из него бы получился лингвист, искусствовед, ученый в различных областях знаний, а вот с режиссурой у него как-то не очень выходило.
Юрий Петрович Летягин
Поначалу у него не очень получалось с театральными постановками. Его пригласил очередным режиссером в Театр им. Горького бывший тогда главным режиссер Ефим Табачников. Здесь он себя, как говорится, не проявил. Потом он поехал мучиться в Уссурийский драматический театр. Там у него тоже не срослось. Затем каким-то образом он появился у нас на телевидении Главным режиссером, и наконец, завершил свою режиссерскую карьеру в студии «Дальтелефильм». Он как-то тихо и незаметно влился в наш коллектив, сделал несколько незаметных фильмов, и так же незаметно исчез. Говорят, умер.