Труженики моря (другой перевод)

Гюго Виктор

Сен-Мало все уменьшался и, наконец, совсем исчез. Пароход оставлял за собой длинный пенящийся след, терявшийся вдалеке.

Никогда Дюранда не шла так хорошо, как в этот день. Она вела себя прекрасно.

Часам к одиннадцати пароход достиг Минкье. Ветер дул с северо-запада, судно взяло курс на запад, почти не используя пар и подняв паруса. Погода все еще стояла ясная, но рыбачьи лодки возвращались к берегу, и постепенно море совершенно очистилось от судов.

Дюранда шла не совсем обычным путем, однако экипажу не было до этого

никакого дела: все доверяли капитану. Но пароход несколько уклонялся в сторону; возможно, это была вина рулевого. Казалось, Дюранда скорее держит курс на Джерсей, чем на Гернзей.

В начале двенадцатого капитан проверил курс и отдал распоряжение, выровнявшись, идти на Гернзей. Это вызвало некоторую потерю во времени. При коротком дне подобные вещи имеют большое значение. Февральское солнце светило вовсю.

Тангруй нетвердо стоял на ногах, и руки его неуверенно двигались. Вследствие этого он часто поворачивал руль, что замедляло ход судна. Ветер почти совершенно улегся.

Пассажир-гернзеец, державший подзорную трубу, часто поднимал ее и вглядывался в горизонт, на западной стороне которого виднелось маленькое облачко тумана. Оно напоминало клочок пыльной ваты.

Капитан Клюбен, как всегда, был серьезен, но казался особенно внимательным. На борту Дюранды царил покой и даже веселье. Пассажиры болтали между собой. Если закрыть глаза во время плаванья, по типу разговоров на корабле всегда можно определить, в каком состоянии находится море. Непринужденная болтовня свидетельствует о том, что море спокойно.

Вот, например, беседа, происходившая на пароходе, которая могла вестись только при морском затишье:

– Посмотрите, сударь, какая прелестная мушка – красная с зеленым.

– Море ее утомило, и она присела отдохнуть.

– О, мухи не скоро устают!

– Это потому, что в них почти нет веса – их носит ветер.

– Да, я слышал, что кто-то взвесил унцию мух, а затем пересчитал их. Насекомых оказалось шесть тысяч двести шестьдесят восемь.

Гернзеец с подзорной трубой подсел к скототорговцам, и между ними начался такой разговор:

– Обракские быки тяжеловесны, коротконоги, шерсть у них чаще всего рыжая. Они очень медлительны из-за того, что у них такие короткие ноги.

– Да, в этом отношении салерские быки лучше.

– Ах, сударь, я видел однажды двух замечательных быков. У одного из них были короткие ноги, сильная грудь, мощный круп и бедра, такие же мускулы; кожа легко оттягивалась. У второго, к сожалению, наблюдались все признаки ожирения: грузное туловище, толстая шея, слишком тонкие ноги, отвислый зад. Он был пестрый.

– Это смешанная порода.

– Да, с примесью суффолькской крови.

– Поверите ли, сударь, на юге устраивают конкурсы ослов.

– Ослов?

– Честное слово! И самых безобразных признают самыми лучшими.

– Точно так же, как с мулами. Чем отвратительнее мул на вид, тем он считается лучше.

– Да, да. Большой

живот, толстые ноги.

– Самым лучшим признают мула, напоминающего бочонок на четырех ногах.

– Красота животных это не то, что красота человека.

– И особенно женщин.

– Правильно!

– Ах, люблю, когда женщина красива!

– А я люблю, чтобы она была хорошо одета.

– Да, знаете, чисто, аккуратно, тщательно.

– И во всем новом. Молодая девушка должна иметь всегда такой вид, как будто она только вышла из рук ювелира.

– Да, так вот мы говорили о быках. Я видел, как тех двух продавали на рынке в Туаре.

– А, как же, знаю этот рынок.

Турист и парижанин беседовали с миссионером. Их разговор тоже свидетельствовал о том, что море спокойно.

– Грузоподъемность флота цивилизованных государств такова, – говорил турист: – французский флот – семьсот шестнадцать тысяч тонн, германский – миллион, американский – пять миллионов, английский – пять с половиной миллиона. Прибавьте еще маленькие страны. В общем, вокруг земного шара плавает сто сорок пять тысяч судов, общей грузоподъемностью в двенадцать миллионов девятьсот четыре тысячи тонн.

Американец перебил его:

– Сударь, Соединенные Штаты обладают флотом вместимостью в пять с половиной миллионов тонн.

– Возможно, – ответил турист. – Вы американец?

– Да, сударь.

– В таком случае, вы, очевидно, правы.

Они замолчали. Миссионер раздумывал о том, удобно ли сейчас предложить собеседникам по экземпляру Библии.

– Сударь, – снова заговорил турист, – правильно ли то, что в Америке так любят давать прозвища, что придумывают их для всех мало-мальски знаменитых людей? Верно ли то, будто известного миссурийского банкира Томаса Бентона зовут у вас старым слитком?

– Совершенно верно, а Захария Тейлора – старым Захаркой.

– А генерала Гаррисона – старым типом, не правда ли? А генерала Джексона – цикорием?

– Правильно.

Видневшееся вдалеке облачко тумана стало расти. Казалось, оно упало на воду из-за того, что нет ветра, и ползет по ней. Море выглядело совершенно гладким. Было около полудня: солнце светило вовсю, но не грело.

– Мне кажется, – заметил турист, – погода изменится.

– Возможно, будет дождь, – сказал парижанин.

– Или туман, – возразил американец.

В двенадцать, согласно обычаю, прозвонил колокол к обеду. Некоторые из пассажиров развязали свои припасы и принялись есть тут же, на палубе. Клюбен не обедал.

За едой разговоры продолжались.

Гернзеец подсел к американцу. Американец спросил:

– Вы хорошо знаете это море?

– Еще бы, я ведь здешний.

– Я тоже, – отозвался один из торговцев скотом.

Гернзеец поклонился в его сторону и продолжал:

– Теперь-то мы уже в открытом море, но если бы туман захватил нас раньше, у Менкье, в этом не было бы ничего приятного.