Тряхнем стариной!
Шрифт:
— Хочешь обратно, чтобы бабы падали, тогда шевели задницей. Иначе там хвост отрастет! Миленький такой, медвежий.
Полкаша с полпинка выскочил из избы, пасть раскрыта, лапы волосатые, грудь человеческая колесом, еще и орет обиженно. Надо заметить, что нервы у попа были железные. А может, он у меня и не такое видал. Но при виде полумедведя Енотий только закряхтел. Сдержался, карами и бедами на голову грозить не стал. Оно-то и верно, мало ли, какое у меня сейчас настроение, может, лучше лишний раз меня не нервировать. А то одним медведем больше, одним меньше — Бабе Яге-то без разницы!
А дальше началась какая-то ерундистика. Енотий что-то мудрил как заправский химик, доставал из котомки какие-то травки и вещества. Ладаном — или чем там — пахло теперь настолько сильно, что у меня голова поплыла. Это что, специальное средство против нечисти? Или просто я на запахи реагирую? Полкаше было вроде как ничего, а Скарапея тихонечко из корзинки смылась, не выдержала, бедняжка, накала страстей и теперь пряталась где-то в траве.
— Как кликать будешь? — спросил у меня поп, когда с приготовлениями было покончено. И пока еще безымянный младенец лежал на белом отрезе ткани на пенечке.
— Джонатан? Михаил? Ким? — перечислила я три имени, которые мне очень нравились. Или скорее их обладатели, которые там, в другом мире, остались. Но отец Енотий мой выбор почему-то не одобрил.
— Бесовские имена, тьфу!
— А как тебе надобно? — я устало махнула рукой. Вот нет ничего хуже, чем все эти обряды!
— Павсикакий, Любодрон, Родогаст, Антилох, — начал перечислять отец Енотий. Вот тут уж я разъярилась:
— Сам ты лох! Какой Радагаст? Гэндальф еще скажи! Нормальных имен, что ли, нет?
Енотий и ухом не повел. Он в процессе был скорее Удавием — такой же невозмутимый.
— Вот тебя, — он указал на медведя, но сам к нему не поворачивался, — как звать, чудовище? В смысле звали?
— Ярополк, — убито отозвался Полкаша. На Ярополка он сейчас явно не тянул. И пока Енотий не назвал ребенка каким-нибудь Ярожором, я всерьез напрягла память. Кажется, был у меня одноклассник с диковинным именем, мы еще всем классом хихикали, как над ним предки поиздевались. А вот оно что, пригодилось!
— Изяслав будет, — отрезала я. — Нормально тебе такое?
— Нарекаю тебя Изяславом, — провозгласил отец Енотий, передал его на руки медведю, побрызгал младенчика и ладаном окурил, что у нас всех глаза заслезились, и на этом свою работу закончил. Не, хороша работа, не пыльная уж точно.
— Что-то еще? — отмахиваясь от дыма, уточнила я.
— Крестик ему справлю через пару дней, осиновый или рябиновый, а ежели металл какой, то это сначала к кузнецу надобно, — бормотал Енотий, собирая свои пожитки, и по всей видимости на автомате продолжил: — За крещение с вас яиц десяток да две крынки молока, да масло, ежели есть. А если нет, то и пары аршинов полотна хватит.
— Какого полотна?.. Я могу и золотом заплатить, — я вспомнила, как у меня украшения валялись на столе.
— Каким золотом? — Енотий поднял голову и запищал: — Оговорился! Ты мне, Яга, зубы-то не заговаривай, голову не морочь! Не надо мне от тебя ничего… тьфу! И молоко у тебя скислое, и масло прогорклое, и ткань жуками изъедена…
Да что за клевета-то! Допустим, про молоко и масло я ничего не могла сказать, но домовые доставляли все свеженькое. Откуда — это уже другой вопрос. И ткань в ларях красивая, ничуть не порченая, сама же вчера убедилась. Но Енотий мне ничего не дал возразить:
— А тебе, бабка, последнее предупреждение. Насчет села. Придержи своих чертей! И того, младенца проверять буду. Слопаешь — пожалеешь.
— Иди ты… в село, иди уже подобру-поздорову, — проворчала я, жестом показывая Полкаше отнести Изечку в дом. А то уже и солнышко припекало, негоже ребенку-то на жаре. Поп еще позыркал в мою сторону, плечами-мускулами поиграл, живот повыпячивал… То ли напугать хотел, то ли заигрывал. Но потом все-таки развернулся и, поплевав через плечо, двинулся в лесную чащу. И как только дорогу-то нашел?!
— А как бы так сделать, чтобы он не шастал, где не надо, а прямо к людям его выпихнуть? — задумалась я вслух. И тут с соседнего дерева ухнуло, а в кустах зашуршало — и побежали какие-то лапки. Я отвернулась, мол, я здесь ни при чем, и выкинула попа из головы до поры до времени.
Ну, с почином меня! Пошли дела кое-как? Я даже повеселела. Хоть одно сделано. Сейчас, конечно, кот явится, орать начнет, но как-нибудь и это решим.
По светлому времени и пока нет никаких наблюдателей, я решила обойти хозяйство. На баню посмотрела, дорожки заросшие обошла, остатки огородика нашла. В общем, все здесь в запустении и в унынии. Даже обидно. А потом я вспомнила про свои прожекты с канализацией, потому что взгляд наткнулся на небольшое строение, непонятно что такое, которое я вчера не заметила. Низенькое, крыша покосилась, все травой поросло, но заглянуть надо? Может, как-то получится его приспособить…. ну, септик или что там, придумают?
Трава жутко мешала. Я и в тридцать-то лет вряд ли бы без проблем пробралась, а сейчас и вообще было тяжко. Пару раз чуть не навернулась, вспомнив все проклятья, какие только знала что от себя, что от Яги. Потом дверь, чертовка, не поддавалась, скрипела, чем-то заложенная, но меня уже зло взяло. И мне бы подумать, как бы не провалиться куда сразу за порогом, но фиг там!
Ручка от моих усердий оторвалась, а ведь на металлическом штыре держалась.
— Да растудыть тебя через пень-колоду! — выругалась я, а дверь испугалась и тут же открылась.
Ого, так вот на чем держится сила бесовская! Теперь не забыть бы эту магическую формулу.
В строеньице было мрачно и пахло… ну, пылью и плесенью. Значит, влага где-то была. А еще паутина, вот уж чего тут точно было в достатке. Какой-то склад? Или что здесь бабка хранила? И вдруг… опа, что-то блеснуло в дальнем углу. Чьи-то глаза?
Мне кажется, или тут реально кто-то есть?..
Глава тринадцатая
Минус моего нового тела — и не повернешься так, чтобы тебя не услышали. Головой не глянешь, сложно, надо телом шевелить. Хотя какое там — не услышали, когда я на самом свету стою? Из темноты меня определенно видят и, может быть, уже примериваются, как бы сожрать половчее. А кто? Не знаю там, упырь какой-нибудь?