Трюк
Шрифт:
— Миленький галстук, — замечает Дженкинс и игриво толкает Тэлона.
— Эй, поосторожнее с товаром. Разве ты не знаешь, что мы с Джексоном бесценный товар?
— Точно, бесценный, лучше и не скажешь, — бормочет Миллер.
Тэлон берет голову Миллера в захват.
— Чего-чего? Я не расслышал.
Тренер Колдуэлл встает перед всеми.
— Хватит трепаться, Тэлон. Ну-ка, сядьте все.
Никогда не перестану поражаться, до чего футболисты похожи на детсадовцев. Мы рассаживаемся на траве, а тренеры стоят над нами, будто мы им принадлежим. И это впечатление увеличивается в разы, когда главный
Я чувствую, как жар приливает к щекам, и знаю, что покраснел, потому что, очевидно, это все из-за меня. Возможно, я слишком себя накручиваю, но когда руководство говорит обращаться к ним, если возникнут проблемы с другими игроками, нетрудно догадаться, что они готовятся к худшему развитию событий.
Но как бы я ни старался сконцентрироваться на словах тренера, мысли постоянно уносятся к Ноа — куда он мог пойти, и возможно ли, что еще не слишком поздно все исправить. Если он вернулся в Нью-Йорк, я ничего не смогу сделать. Мы застряли здесь на месяц как минимум.
Собрание, наконец, заканчивается, и я очень надеюсь, что Дэймону удалось найти Ноа. В сообщении от него говорится, что он позаботится обо всем, и что мне следует вернуться в гостиницу и отдохнуть. Не уверен, писал ли это Дэймон как мой друг или как агент, но тон у сообщения серьезный, не оставляющий никаких сомнений: это приказ.
Глава 26
НОА
ДЭЙМОН: ГДЕ ТЫ? ЕСЛИ СКАЖЕШЬ, ЧТО В НЬЮ-ЙОРКЕ — Я НАДЕРУ ТЕБЕ ЗАД.
Кажется, настало время расхлебывать кашу. А именно — слушать, как Дэймон меня пилит за то, что оставил Мэтта в середине пресс-конференции. Но разве можно меня винить?
Пропустив несколько стаканчиков, я решаю ответить на звонки и сообщения, которыми Дэймон меня забрасывал последние пару часов. Выйдя из той аудитории, я чувствовал себя потерянным. И физически, и морально. Не знаю, сколько времени я бесцельно бродил по кампусу, а потом по городу. Сюрприз-сюрприз: в Милуоки абсолютно нечем заняться. Вот так я и пришвартовал задницу на барный стул в шесть вечера. Это было два часа назад. С тех пор я не двигался с места.
НОА: НЕ ВЫКРУЧИВАЙ СЕБЕ ЯЙЦА. Я В БАРЕ. ОН ПЕРВЫЙ В СПИСКЕ, ЕСЛИ ПОГУГЛИШЬ ГЕЙ-БАРЫ МИЛУОКИ. НЕ ПОМНЮ НАЗВАНИЯ. ЧТО-ТО ПРО ЗАДНИЦЫ.
Ответ приходит через несколько минут.
ДЭЙМОН: СЕРЬЕЗНО? «ШАРЫ И БУЛКИ»?
Я усмехаюсь.
НОА: АГА, ЧТО-ТО В ЭТОМ РОДЕ. ПОДУМАЛ, БУДЕТ ЗАБАВНО.
ДЭЙМОН: ОСТАВАЙСЯ ТАМ. СКОРО БУДУ.
НОА: УРА
ДЭЙМОН: ТЫ ДАЖЕ ПИШЕШЬ С САРКАЗМОМ.
НОА: Я? ДА НИКОГДА.
Я на той восхитительной стадии опьянения, когда двигательные функции еще работают, но становится уже на все плевать, и это означает, что я готов встретиться лицом к лицу с Дэймоном. Он должен мне ответить на несколько гребаных вопросов. Очевидно, что Дэймон в курсе про контракт с Нью-Йорком, и я хочу знать, что здесь нахрен происходит.
У Мэтта была возможность остаться в Нью-Йорке, но он все равно выбрал Чикаго. Какой смысл? Без разницы, какая команда лучше. Правда в том, что Мэтт мог быть со мной и продолжать играть в футбол, но вместо этого предпочел
Все это чушь собачья.
Натаниэль выбрал деньги.
Мэтт выбрал футбол.
Когда же кто-нибудь выберет меня?
Я замечаю высокого блондина, который направляется ко мне. Он скользит горящим синим взглядом по моим рукам и груди, затем возвращается к лицу и расплывается в улыбке.
О да, вот он выбрал бы меня. По крайней мере, на одну ночь.
Парень опирается на барную стойку рядом со мной.
— Я Леннон.
Ух ты. А он не особо заморачивается с псевдонимом.
Я коротко киваю.
— Маккартни.
Улыбка моего нового знакомого становится натянутой.
— Ого, никогда раньше не слышал этого имени.
— А?
Парень вынимает бумажник и показывает водительские права.
— Меня правда зовут Леннон.
Я пялюсь на документ и задаюсь вопросом, не фальшивый ли он. Это, конечно, возводит анонимные перепихоны на уровень экстрима.
— Родители тебя ненавидели?
Смех Леннона глубокий и раскатистый.
— Я до сих пор им это припоминаю. Когда они жалуются, что подолгу меня не видят, я всегда отвечаю: «Это вы назвали меня Леннон».
— Извини. Я думал… ну, знаешь… Этот бар…
Нужно признать, улыбка Леннона сексуальна как грех.
— Ты подумал, это фальшивое имя, чтобы кадрить парней? Да ладно, кому взбредет в голову добровольно выбрать имя Леннон? Ну, кроме родителей, которым абсолютно наплевать, сколько шуток про «Битлов» обрушится на мою голову.
— Я Ноа, — протягиваю руку.
Леннон пожимает ее и задерживает в своей чуть дольше положенного.
— Подожди, ты тоже назвался фальшивым именем. Это значит, ты хочешь свалить отсюда?
Если бы такой парень, как он, задал мне подобный вопрос пару месяцев назад, я бы уже засунул язык ему в горло. И хотя искушение трахнуться в качестве мести велико, да и член мой вполне заинтересован, я не могу этого сделать. Без вариантов. Не потому, что по контракту все еще должен быть бойфрендом Мэтта, а потому, что знаю — Леннон с ним не сравниться.
Может, парень, в которого я влюблен, и не отвечает мне взаимностью, но лечить разбитое сердце, ложась под первого встречного, я не буду. Это сработало бы, если бы я расстался с кем-то другим, но не с Мэттом. Никогда и никем я не был так увлечен. Даже Натаниэлем. С тех пор, как Мэтт ушел, все стало скучным и неинтересным. Я понятия не имел, что тоска по кому-либо может превратить жизнь в ад. Я забросил свой проект «Радужные койки», потому что мне просто уже все равно. Мне все еще хочется, чтобы он состоялся, но без человека, с которым я мог бы провести свою жизнь, все становится бессмысленным. Неважно, сколько бездомных подростков моя программа удержит от улицы. Она никогда не сделает меня цельным. Цельным меня делает Мэтт. С ним я перестаю быть избалованным богатеньким мальчишкой, невоспитанным и самонадеянным сынком политика. С Мэттом я становлюсь собой. Настоящим собой.