Трюк

Финли Иден

Леннон все еще ждет моего ответа, и я, наконец, нахожу правильные слова:

— Спасибо, но, э-м, не стоит. У меня есть парень.

Леннон опускается на соседний стул.

— Так он и есть причина того, что ты тут сидишь во вторник в восемь вечера?

Да. Это он. Потому что, оказывается, когда любовь твоей жизни не отвечает тебе взаимностью, это так же больно, как запрещенный пинок по яйцам. Может, поэтому я выбрал бар под названием «Шары и булки».

— Какова твоя причина? — спрашиваю я.

— Хочу потрахаться. Разве может

быть более веская причина?

Я хихикаю.

— Думаю, нет.

— Здесь сейчас сонное царство, так что, если хочешь поговорить, время у меня есть.

— Уверен, у тебя найдутся дела поважнее, чем слушать мои стенания о том, как бойфренд предпочел мне карьеру.

У Леннона отвисает челюсть.

— Так. Нам нужно выпить. — Он подает знак бармену, чтобы тот налил нам еще, и вот так просто я оказываюсь напивающимся вдрызг в компании Битла.

Леннон прилагает массу усилий, чтобы меня взбодрить, и, его истории здорово отвлекают. Мой новый знакомый рассказывает обо всех случаях, когда его имя доставляло проблемы. Знаю, страдания Леннона не должны меня смешить, но то, в какой самоуничижительной манере он о них рассказывает, не оставляет никаких шансов, и я хохочу.

Внезапно на мое плечо опускается сильная рука.

— Что ты делаешь? — рявкает Дэймон.

— Болтаю с Ринго Старром. Серьезно, я угораю от имени этого парня.

— Ага, и это заставляет меня любить его еще больше, — отзывается Леннон.

— А ты не забыл, что твое имя — Эта-задница-кое-кому-принадлежит? — спрашивает Дэймон.

— Хм, это звучит не совсем правильно, — говорю я.

— Это и есть тот самый бойфренд? — в тоне Леннона сквозит то ли подозрение, то ли удивление, не могу разобраться.

— О, замечательно! — говорит Дэймон. — Значит, ты все-таки не совсем забыл о парне, который предложил тебе весь мир, а ты его отверг. И ты же сейчас из-за этого злишься?

Я вскакиваю с места так быстро, что барный стул отскакивает в сторону.

— Ага, вот же хренушки ты тут несешь.

Хренушки? Я уже говорю как Мэтт? Надо брать себя в руки.

— Я отверг его? Это он получил предложение на контракт в Нью-Йорке и ничего не сказал. Это он переехал в Чикаго, хотя мог остаться. Это он предпочел футбол мне.

— Если реально в это веришь, значит, ты не такой уж и умный, каким кажешься. Как думаешь, почему Мэтт отказался от контракта стоимостью в десять раз больше, чем чикагский? Забудь на секунду, что речь идет о Нью-Йорке. Допустим, те же условия ему предложили в Сиэтле. Что, по-твоему, могло бы его заставить оказаться от хреновой тучи денег?

— Он сказал, что хочет кольцо чемпиона. Что это для него важнее всего. Включая меня.

— «Вориорз» сто лет не выигрывали Суперкубок. Да, в этом году у них появился шанс, но у Нью-Йорка есть такая же возможность. И Мэтт был готов от всего этого отказаться. Ради тебя. Ты сказал «нет», и он согласился на Чикаго.

— Мэтт хотел,

чтобы я попросил его остаться. Разве это значит, что он готов отказаться от всего ради меня? Нет. Это означает, что я заставляю его все бросить. Мэтт хотел, чтобы решение было принято за него, чтобы, когда он пожалеет, что оставил футбол, ему было кого обвинить в своих бедах.

Дэймон делает несколько шагов назад, его пристальный взгляд прожигает меня насквозь.

— Ты на самом деле в это веришь, да?

— Ну а во что мне верить? Просвети, пожалуйста, потому что я явно что-то упускаю.

— Мэтт идиот, что сразу не открыл тебе правду, но и я не тот, кто должен об этом рассказывать. Он просил меня молчать. Если бы я не был его агентом, не стал бы слушать, но я должен сдержать слово. Мэтт отказался от миллионов долларов. Ради тебя.

— Почему?

Губы Дэймона сжимаются в тонкую линию.

— Имя Рика Дугласа тебе что-нибудь говорит?

— Понятия не имею, кто это, — отвечаю я.

— Это владелец «Нью-Йорк Кугуарз», — подает сзади голос Леннон.

Мы с Дэймоном оборачиваемся к нему.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я.

Дэймон прищуривается:

— Вы были на пресс-конференции.

Дерьмо. Гребаное дерьмо. Нехило я облажался.

— Так ты писака?

Леннон кивает. У него хотя бы хватает приличия выглядеть виноватым.

Я бросаюсь на него, но Дэймон тянет меня назад, а Леннон вскидывает руки в знак капитуляции. Я лихорадочно пытаюсь вспомнить, не сказал ли чего такого, что могло быть неправильно истолковано или вырвано из контекста, но на ум приходит только его дурацкое имя. Блядь, а еще то, что мой бойфренд меня не любит.

— Ты следил за мной ради статьи?

— Нет, я за тобой не следил. Мое появление здесь — случайное совпадение. Когда я тебя увидел, не был уверен на все сто, что это именно ты. Но, возможно, потом подумал, что мог бы заполучить неплохой материал, если бы достаточно тебя напоил.

Я снова бросаюсь к нему, но Дэймон все еще крепко меня держит.

Леннона, похоже, мои потуги совершенно не беспокоят.

— Но потом я понял, что твоя история ничем не отличается от истории любой другой женушки футболиста. Поверь, тебе нечем заинтересовать читателя. Никому нет дела до тоскующего по семье парня, который загребает миллионы долларов. Проблемы «первого мира» и все такое.

— Ты только что назвал меня женушкой футболиста? — спрашиваю я.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Вы не первая гей-пара…

— Открытая однополая пара, — поправляет Дэймон, будто есть какая-то разница. — Пойдем отсюда, Ноа, пока ты не сказал что-нибудь, что этот парень использует, чтобы еще больше усложнить тебе жизнь.

— Значит, если я репортер, то автоматически становлюсь врагом? — спрашивает Леннон. — Достаточно жестко. Вы же тот самый Дэймон Кинг, который несколько лет назад чуть не стал игроком Главной Бейсбольной Лиги, но вылетел из-за травмы плеча.