Трюк
Шрифт:
Мы сталкиваемся ртами на полпути, слишком жадно, чтобы вовремя притормозить. Зубы громко клацают, и мы начинаем хохотать.
— Ух, — Мэтт хватается за челюсть.
— Упс.
— Кровит? — Он убирает руку и показывает зубы.
— Нет, все в порядке. — Я подхожу ближе. — Просто идеально.
На этот раз я двигаюсь медленно. Скольжу пальцами по волосам и мягко прижимаюсь губами к его губам.
Мэтт стонет и обхватывает своими огромными ладонями мою задницу.
— Я переезжаю в Чикаго.
Мэтт
— Ч-что? — Он откидывает голову, но по-прежнему прижимает меня к себе.
— Я не хочу без тебя жить, а ты не можешь бросить футбол ради меня. Ты и есть футбол. Ты готов был отказаться от всего. Сейчас моя очередь переступить через себя и сделать это на самом деле.
Надо признать, единственный раз, когда я бросил все ради парня, это обернулось против меня. Я остался получать степень политолога в спортивном колледже Нью-Джерси. Не будь я таким упрямым, перевелся бы в Гарвард, Йель или любой другой университет Лиги плюща, и отец заплатил бы любые деньги. А я остался в Ньюпорте ему назло.
Но Мэтт — не Натаниэль. Да и я уже не тот наивный восемнадцатилетка.
— Что меня там держит? — спрашиваю я. — Я люблю Нью-Йорк, но…
— А как же твой благотворительный проект?
— Уверен, в Чикаго тоже найдутся бездомные подростки-геи. Печально, что этот проект применим в любом городе, но в данном случае это нам на руку.
— У меня контракт всего на год. Если ты запустишь «Койки» здесь, а я не пройду отборочные тренировки…
— «Радужные Койки» еще очень далеки от запуска. Мы пока только на стадии планирования. А если проект останется в Нью-Йорке, мы что-нибудь придумаем. Я мог бы летать туда и обратно, когда ты в разъездах, да и сезон длится всего пять месяцев… даже меньше, если не попадете в плей-офф, хотя я в вас верю.
Мэтт отстраняется.
— Ты в курсе продолжительности футбольного сезона?
— Я прочитал.
Ага, я абсолютно без ума от этого парня. Я даже занимаюсь планированием всякого дерьма.
— Ладно, а как же твой отец? Он же вычеркнет тебя из завещания.
— Ой-ой, я так ужасно этого боюсь, — сухо бросаю я. — Пусть оставит свое состояние моим кузенам. Они все равно считают, что я не заслуживаю права на наследство Хантингтонов.
— Ты пожертвуешь ради меня миллионами долларов?
— Звучало бы более впечатляюще, если бы я не стоил больше, чем отец. Но, да, конечно, будем считать, что так.
Мэтт игриво меня пихает, но я хватаю его за руку и притягиваю к себе. Постоянно хочу до него дотрагиваться. Все время. Трудновато придется во время тренировок, но я серьезно настроен со всем справиться.
— Если тебе от этого станет легче, знай: будь я перед выбором между тобой и деньгами, я выбрал бы тебя. Всегда. Ты единственный человек, который понимает, почему я такой, какой есть,
Улыбка, озарившая лицо Мэтта, окончательно рушит мои стены, и я понимаю, что поставил сердце на кон не зря.
Мэтт касается лбом моего.
— Я тебя тоже люблю, идиот.
— Сколько нежности в твоих словах.
— Ты первый начал, — шепчет Мэтт.
И я же это заканчиваю, хватая его за рубашку и пятясь к кровати. Я разворачиваюсь и толкаю его вниз, но Мэтт снова вскакивает.
— Это койка Тэлона. Вряд ли он оценит, если мы на ней трахнемся.
— Мы собираемся трахаться? Разве теперь, когда у нас серьезные отношения, секс не должен прекратиться?
— Если, по-твоему, в этом заключаются отношения, я тебя бросаю. Сейчас же.
Я притягиваю Мэтта к себе и вдыхаю его запах.
— Кажется, лишив тебя девственности, я сотворил монстра.
— Во-первых, ты меня девственности не лишал. А во-вторых, мои тренеры обвинят тебя в отсутствии у меня концентрации, потому что на поле я только и буду делать, что думать о твоей очковой зоне.
— М-м-м, продолжай говорить на футбольном сленге. Ох, да, и со своим южным акцентом.
Губы Мэтта обхватывают мочку моего уха, затем скользят вниз по шее.
— А может, я тебя так трахну, что забудешь, сколько у тебя бабла в банке? Только и сможешь, что выкрикивать мое имя, смекаешь?
Я стону.
— Знаю, сейчас речь не о том, но я и так понятия не имею, сколько у меня денег. Если только «куча» не считается числом.
— В постель, — рычит Мэтт.
Ему не нужно повторять дважды. Я оказываюсь на спине быстрее, чем девственник на проститутке. Мы сбрасываем рубашки, ботинки и носки, Мэтт стягивает штаны и боксеры, а я вожусь со своими дурацкими джинсами.
Никогда не носите дизайнерские джинсы. Идиотские пуговицы вместо молнии.
— У тебя есть все, что нужно? — спрашивает Мэтт.
Я резко замираю.
— Нет. А у тебя? Ты же у нас тот, кто переехал.
— Но не в Милуоки же. Кого мне было трахать на сборах?
— А кого здесь было трахать мне, учитывая, что мы вроде как расстались? — Я откидываюсь на спину. — У тебя даже для дрочки ничего нет? После Арона я проверялся, и ни с кем потом…
— Н-н-гррх. — Мэтт кусает костяшки. — Больше всего на свете хочу трахнуть тебя без резинки, но смазки нет. Сборы, опять же. Не думал, что будет время шкурку гонять.
— Как насчет халявного гостиничного лосьона? — Я уже откровенно скулю.
— Фу, и близко не подпущу эту дешевую дрянь к своему хозяйству.
— О, простите, Ваше Высочество. Я и не подозревал, что вы такой тонкий знаток лосьонов для рук.
Вместо того чтобы ответить мне колкостью, Мэтт тянется к моим джинсам и окончательно их снимает.