Трюкач

Измайлов Андрей

Вот сейчас, представил ОН. Астеник закрывает переднему обзор. Последние мураши изгнаны с ног. Не вскакивать, а бросить плети рук назад – хват, швырок. И потом только – прыжок и лет к кабине водителя, к переднему.

ОН представил. Явь. Астеника прошьет насквозь. Очередью. Астеника не уберечь, не спасти. Не успеть! Он отогнал эту явь.

Астеник-психотерапевт сделал два мелких шажочка, заложив руки за голову.

– Эй, умный! Ближе иди!

Психотерапевт

сделал еще шажочек.

– Еще ближе! Не понял?! А еще умный! Ты меня как назвал, умный?!

– Никак… – психотерапевт непроизвольно показал ладонями: только не надо волноваться.

– Р-руки! За голову!. – взревел бандит. – Не понял?! Тупой?! Еще ближе иди! Я тебе кто? Молодой, да?!

Обиделся или изображал обиду на «молодого человека». Возраст трудноустановим. Сиплость мешала определить возраст по голосу, а лицо – черная вязаная шапочка-маска с прорезями для глаз и рта.

– Вы меня не так поняли…

– Я не так понял. Я, по-твоему, дурак. А ты умный, да?! Еще ближе иди!

Психотерапевт подошел почти вплотную. Ствол автомата уперся в живот.

– Пожалуйста, уберите ЭТО… – сказал психотерапевт.

– Что – ЭТО? – прикинулся дураком бандит.

– Вот ЭТО… – психотерапевт снова непроизвольно разомкнул руки на затылке и показал пальцем на ствол.

Бандит коротко дернул плечом – психотерапевт упал, схлопотав под дых. Лежал тихо. И в автобусе было тихо. Никто не шелохнулся.

Они – не дилетанты, судя по профессиональному удару – без замаха, неуловимо, точно.

Психотерапевт очнулся, закашлялся до рвотных спазм.

– Ползи! – скомандовал бандит. – Ползи обратно, на место, и молчи. Голову не поднимай, а то загораживаешь. Ползи, понял, умный?!

Психотерапевт пополз обратно, не поднимая головы, сотрясаясь в кашле.

Демонстрация состоялась. Демонстрация: без приказа – ни шага, ни звука, личная инициатива даже с самыми благими намерениями наказуема. Понятно, Граждане пассажиры?!

Кому-то из пассажиров, оказалось непонятно. Стоило психотерапевту с оханием-кхаканием вползти на свое место, как вдруг вскочил худющий переросток. Сначала дрогнула-приоткрыласъ занавеска на окне, потом с места, где дрогнула-приоткрылась занавеска, вскочил переросток и зычным шокирующим тоном провозгласил:

– Девочки налево, мальчики направо!!! – стриганул голенастыми ногами и впрыгнул в проход, попер на переднего бандита, будто того и не было на пути.

Но тот – был…

Идиот! Сопленыш! ОН чуть было не крикнул вдогон, инстинктивно оберегая. Навидался за свою долголетнюю практику эдаких сопленышей, готовых с бормотанием «Да не хрен делать!», подставиться и… напороться.

Переросток

напоролся. Передний бандит был на пути. Высипел. На этот раз не поверх голов. Сопленыш переломился в пояснице и повалился-повалился на пол. Долбанулся головой, но не охнул, – ему уже все равно. При ударе с головы переростка соскочило нечто паучье и проявило себя свербежным полузадушенным Шевчуком: «Последняя осень! Последняя осень!». Плейер. Нечто, паучье – наушники-проводочки.

Так что – не идиот и не сопленыш. Просто пребывал в нирване, в дреме, в кайфе. Не видел, не слышал – плейер глушил реальность. Ни сном, ни духом был переросток о происходящем. Не подозревал о том, что личная инициатива наказуема. Он просто погрузился в музыку, забылся. А тут вдруг вынырнул: о! стоим! самое время облегчиться! Где это мы стоим? Понятия не имел переросток, что трогать занавески нель-зя, что вскакивать с места без особого разрешения нель-зя, что подавать голос без соизволенья террористов нель-зя. И о террористах он понятия не имел. Элементарно! Если остановились, значит: девочки налево, мальчики направо. Давно пора. «Последняя осень! Последняя осень!».

Соседка крепко сжала ЕМУ руку: ну?! что же ты?! ОН ответно просигналил пожатием: каждому сволочу свое время. ОН не сопленыш с кличем-девизом «Да не хрен делать!». ОН не оглушенный плейером меломан. ОН, даже понукаемый прекрасной дамой, не кинется сломя голову на подвиг. То есть, да, кинется (куда денется!), но НЕ сломя голову. Голова… этот пустячок, ЕМУ еще пригодится.

Думай-думай, голова. Во-первых, террористы соврали: не калашники у них, а тэтэшки. Во-вторых, только ли про калашники они соврали – есть ли у них гранаты? В-третьих, такого ли очевидного маху бандиты дали, оповестив «альфистов»: у нас два калашника!… Следовательно, нас только двое. А двое ли? А если не двое, то сколько!

В плохих кино излюбленный прием – многозначительные взгляды сообщников, якобы никем не замечаемые, даже многозначительные реплики, якобы никем не дифференцируемые. В жизни – аура… Не надо подсказок-взглядов-реплик, чтобы ощутили: не так, не так все было! Дурак не поймет, умный промолчит.

ОН – не дурак. ОН пока промолчит. Та самая спрятавшаяся было мысль обнаружилась, напрашивалась на ответ…

Пассажиры недвижимы. После первого убийства – ни криков, ни паники. Верней – и крики, и паника, но загнанные внутрь. Если проявишь, ты – следующий. Самосохранение. Замкнутое пространство. Окна автобуса плотно закрыты занавесками. Кстати, не мешало бы глянуть в щелочку: где стоим, что вокруг. Определиться на местности. Да, переросток уже попытался.

ОН сквозь опущенные веки ловил каждое движение. Вот!

Впереди, через три сидения, – почти синхронно вздрогнули занавески – и слева, и справа. Или смельчаки объявились, которым не терпится выяснить: где стоим, что вокруг? А также: далеко ли спасатели – «альфисты», скоро ли спасут?! Храбро, храбро! При полной недвижимости салона любой вздрог без санкции террористов… хм… чреват. Если уж ОН уловил движение, полулежа в вынужденной позе, то бандиты – и подавно. Мало вам, смельчаки, одного трупа?!