Трюкачи - роман завершен
Шрифт:
— Отец. Люди ведь не любят чужаков.
— Во-первых, даже появись ты на главной улице в Токио — я не думаю, что тебе сделают что-то дурное. Уж точно не в Японии. Во-вторых, есть полно способов узнать, как ты устроен, не разрезая. Слыхал о томографе?
— Хм...
— Слушай, Тео-кун. Я догадываюсь, чего и почему опасается твой отец, и на его месте, наверное, тоже опасалась бы. Но ведь я-то тебя не выдам.
На его лице она видела сомнения и опасения.
— Не уверен, что это хорошая идея. Ты только не прими на свой личный счет — но сама посмотри, как люди с людьми
Киоко покачала головой:
— Люди ненавидят других, если на то есть причины. Арабы ненавидят евреев, евреи ненавидят арабов, русские ненавидят Америку, американцы — Россию, сербы — албанцев, албанцы — сербов. Между ними вражда по сложным религиозным и историческим причинам. Положим, мы с отцом... слово 'ненависть', пожалуй, не подходит, но вражда — да... мы враждуем с другим владельцем додзе в Сакурами, Сагарой. У нас на то не столько экономические причины, сколько философские, ведь он отвергает основополагающие принципы боевых искусств. Конечно, этого недостаточно для настоящей ненависти и вражды — но мы не любим его. А теперь вопрос: каким образом моя неприязнь к Сагаре может отразиться на тебя? Никаким. У меня нет причин относиться к тебе плохо. И тебе нет нужды куда-то бежать. В конце концов, ты же не будешь бросать все и подаваться в бега каждый раз, когда тебя обольют водой!
— Людям не всегда нужны причины, чтобы причинить другому зло. Иногда и страха достаточно.
— Пф-ф-ф. Если это намек в мой адрес — а с чего мне тебя бояться-то? Раньше я опасалась, что ты ненормальный и можешь натворить плохих вещей. Ты правда казался мне ненормальным. Это же из-за магии, да? Потому что вот прямо сейчас ты не кажешься мне ни страшным, ни ненормальным, ни зловещим. — Киоко протянула руку и аккуратно подергала Тео за ухо. — Прикольные у тебя уши. И глаза как у терминатора.
— То есть, когда я выглядел как человек, ты меня опасалась, а теперь, когда видишь меня без маски — нет? Где логика? Я эльф и колдун, могу жечь людей огнем из пальцев. Не страшно?
Киоко посмотрела на собеседника с изрядной долей скепсиса:
— Ты не поверишь, но по улицам ходит масса народу, которые могут убивать людей. Называются полицейские — у них пистолеты есть. А у меня дома — четыре катаны, каждой из которых больше ста лет. Я не колдунья, но могу выйти из дому с катаной и сделать с людьми гораздо более неприятные вещи. Значит ли это, что меня надо бояться? Нет. Ведь возможность эта строго техническая, я так никогда не поступлю.
Мальчик вздохнул.
— Так то катана... Люди ведь боятся всякой мистики. Привидений там, демонов, дьявола... И мне не совсем понятно, почему ты сразу подумала, что я тэнгу, но не испугалась.
— А с чего их бояться? Они обычно добрые. Если тэнгу ходит с тобой в одну школу и спасает из озера — значит, добрый.
Тео улыбнулся:
— Нет, ты что, серьезно подумала, что я — тэнгу? Ты в них веришь?
— Ты будешь смеяться, но даже в тысяча восемьсот шестидесятом году им официально было послано прошение освободить провинции, через которые намеревался ехать сегун, так сильна была вера в них. Так что будь ты тэнгу — я бы не очень удивилась. А на деле все еще проще.
Девочка достала из ранца свой кэйкоги и полотенце, которым вытирала лицо после тренировки:
— Вот, подсушись и рисуй давай свою волшебную фигнюшку, пока никто не пришел.
Тео, вытерев как следует голову, сунул палец в баночку и, глядя в зеркальце, которое держала Киоко, принялся наносить рисунок, вслух монотонно произнося странные слова, затем сделал жест ладонью, словно стирал что-то со лба, но не касаясь рукой.
— Готово.
— Не работает, — покачала головой Киоко, — ты как был серый и длинноухий, так и остался.
— На тебя уже и не будет, потому что ты знаешь. Руна не позволяет понять тем, кто пока не понимает.
— Хм... А на фото магия тоже работать будет?
— На фото я буду выглядеть обычным... Для всех, кто не знает, само собой.
— Круто. А что еще может твоя магия? Висеть в воздухе, да?
— Угу. Пожалуй, надо идти обратно.
— А, так ты передумал сбегать? — обрадовалась Киоко.
— Типа того.
***
Тео умолчал об одном очень важном моменте, который, тем не менее, продолжал его беспокоить. Страх за себя и родителей постепенно отошел на задний план под воздействием дружелюбия Киоко, и потому теперь мальчик больше всего боялся за нее.
Если отец узнает, что она узнала — он ее убьет, вне всяких сомнений. Ему проще убить пару человек, чем срываться и бросать обжитое место, а знать свою тайну отец точно никому не позволит. Тео поверил Киоко — но папа не поверит. Вот уж влип так влип, еще и Киоко подставил. Гребаный островок!
По возвращении их ждала основательная выволочка за самовольную отлучку с риском для жизни и горячий чай. Киоко храбро взяла всю вину на себя, выставив Тео героем дня, однако он снова недолго грелся в лучах славы: ученики шепотом стали обсуждать очевидную нестыковку между панической боязнью воды Йомы и спасением Киоко из воды же. Некоторые вещи не меняются, и мнение учеников о Тео — из этого числа.
Однако экскурсия все же прошла успешно и без последствий. На третий, последний день, учителя уже ни на миг не оставили никого без присмотра, потому короткий поход выше в горы прошел как нельзя лучше.
С высоты примерно в две с половиной тысячи метров над уровнем океана открывался такой потрясающий вид, что аж захватывало дух. До океана — километры, до горизонта, где сливались небо и вода — еще дальше, в поле зрения попало сразу три небольших городка, раскинувшихся, словно на ладони.
И само место для пикника тоже было великолепным для Ханами. Особенно хороша была цветущая сакура на самом краю скалы, многие ученики хотели сфотографироваться возле нее, но учителя остались неумолимы: подойти к краю ближе чем на тридцать шагов не разрешили никому, хотя место перед сакурой выглядело вполне безопасным. Тео подозревал, что именно его способность попадать в передряги заставила учителей проявить сверхосторожность: обжегшись на горячем, будешь дуть и на холодное.
Однако Тео снова выручил всех, желающих сделать красивую фотографию.