Туман над прудом
Шрифт:
– Спасибо!
Последний раз он поймал взгляд внимательных глаз привратника, затем расстояние между створок исчезло, резная дверь стала единым целым, а вскоре и вовсе преобразилась в золотистого цвета ровную стену.
Саша изумился снова, увидев, каким стало здание, из которого он вышел. Гармоничное, светлое, украшенное белыми полуколоннами, оно походило теперь на греческий храм, образец великого искусства. В изумительных цветах афиша шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта», растянувшаяся ярким полотном на фасаде, только подчеркивала сие великолепие.
«Вот это настоящая красота!» – восхищенно подумал он, снова оглядываясь.
Великолепный
Память воды
На набережной, как всегда, было полно народу. К сожалению, в Ижевске не так много мест, где можно просто пройтись, прогуляться, наслаждаясь природой или красивыми видами. Набережная – одно из них.
По ней можно долго идти, думая, разговаривая или просто глядя по сторонам. На ней можно остановиться и осмотреться: взгляду тут открывается такой широкий простор, который, пожалуй, не найдешь больше нигде в городе, заставленном бетонными коробками высоток. Взгляд отдыхает, блуждая по водной глади, слегка подернутой рябью от проплывающих мимо лодчонок и катамаранов, далеких катерков и мелкой рыбешки, выныривающей на поверхность за какими-нибудь крошками.
Я стою, а передо мной лежит не океан, не море, а всего лишь пруд. Большой, созданный трудом тысяч человек котлован, почти три столетия назад был вырыт и залит водами прирученной реки для нужд железоделательного завода, с которого и начинался город. Я, наверное, не ошибусь, если назову этот пруд одним из самых больших искусственных водоемом в Европе из числа тех, что не предназначены для производства электроэнергии. Площадь его зеркала составляет двадцать четыре квадратных километра. На такой территории легко бы уместились семь Центральных парков Нью-Йорка, пятьдесят четыре Ватикана, сто тридцать Эрмитажей.
А вот и заводы: металлургический и оружейный, они заполнили собой весь левый берег. Стоят, важные и нужные, пыхтя трубами, как господа сигарами. Они могут себе это позволить – ведь с них началась история этого места. С них и вот с этого самого пруда, на котором сегодня так приятно играют солнечные блики.
Я смотрела на них и не заметила, как совсем рядом со мной вдруг остановился старичок. Он оперся на перила так же, как и я, и так же, как и я, щурясь от солнца, посмотрел вдаль.
– Благодатная погода, – сказал он с удовольствием в голосе.
– Очень хорошая, – ответила я.
Старичок выглядел приятно. Одет в выглаженную рубашку и брюки, волосы сплошь покрыты сединой, на шее прицепленные к веревочке очки, а на голове особенно лихо, по-молодецки лежит кепочка. Колоритный такой старичок. Мне он понравился, поэтому я была совсем не против поговорить с ним.
– Я, кажется, где-то тебя уже видел, – сказал он, посмотрев на меня добродушным взглядом, и улыбнулся.
– Может быть, в Драматическом театре? Я играю главную роль в новой пьесе.
– Да, – кивнул старик, – пожалуй, там и видел. Фамилия у тебя очень интересная.
– Дерябина? Ну да, – улыбнулась я. – Так уж вышло.
– Небось, от самих основателей города род твой идет, – не то спросил, не то утвердительно произнес он.
– Кто знает, – пожала плечами я.
Никогда не интересовалась родословной больше, чем это было необходимо для того, чтобы не забывать свои корни. Знаю, что папина семья прибыла сюда с севера, а у мамы в роду все были коренными жителями, не считая самых первых поселенцев-рабочих, которых отправили трудиться на новенький завод во благо страны. Никто из них особенно выдающимися людьми не был. Разве только дед, Василий Викторович Дерябин, имел высокое воинское звание и занимал почетное место в определенных кругах.
Мысли о дедушке вызывали у меня улыбку. Нам не так много удалось пообщаться, но я помню, с каким упоением слушала его истории о собственных и чужих воинских подвигах, об охоте и рыбалке, которыми он увлекался. Помню, как мерила его обшитый погонами пиджак, как просила подержать в руках старый серебряный портсигар, на котором был изображен охотник и вырезаны инициалы деда. Помню, как он катал меня на плечах, а я сидела, свесив ножки, и наслаждалась сахарной ватой… Добрые истории и пара фотографий – вот все, что осталось у меня от деда. Форма давно висела в музее, куда пропал портсигар – неизвестно. Я была рада, что сумела сохранить хотя бы воспоминания.
Мы некоторое время постояли молча, глядя на мирно плавающие лодки и чаек, мечущихся туда-сюда в поисках еды. Затем старичок все тем же добродушным тоном сказал:
– Да, громадина.
Сначала я подумала, что он говорит про огромную трубу завода, похожую на очень толстую высотку. Но взгляд его был устремлен совсем не туда.
– Пруд? – уточнила я.
– Пруд, – кивнул он. – Громадина. Сколько труда в него было вложено, сколько историй было ему посвящено, сколько тайн в нем сокрыто…
– Тайн? – переспросила я.
– Тайн.
Я с любопытством ждала продолжения, глядя на старика. Тот явно был доволен, что у него нашлась благодарная слушательница. Он не смотрел на меня, но я видела, как в глазах его заиграли радостные искорки. Выдержав картинную паузу, он продолжил говорить, так искусно складывая слова в предложения, словно рассказывал все это уже тысячи раз.
– Пруд этот существует почти с самого основания города. Каждый, кто живет здесь, должен знать его историю хотя бы поверхностно. Вот ты, например, знаешь?
Он посмотрел на меня, слегка склонив голову, как учитель.
– Немного знаю, – ответила я, не вдаваясь в подробности.
Конечно, запомнить все факты, цифры, даты было сложно, но когда, для чего и как был создан пруд, я все же знала.
Старичка мой ответ вполне удовлетворил. Он кивнул, снова обратил взгляд вдаль и продолжил:
– Говорят, в воде заключена особенная сила: она умеет помнить. Один стакан воды может уместить в себя чье-то счастье или чье-то проклятье, если правильно суметь их передать. Представляешь, сколько всего способна уместить в себе вот эта громадина? Этот огромный пруд? – Тонкой, сморщенной рукой он указал на дальние берега, которые отсюда было едва видно из-за легкой дымки. – Чтобы создать это чудо, множество людей трудились годы. Сложно вообразить, сколько сил, сколько эмоций, чувств, слов было вложено в это творение! Сколько пруд видел, сколько слышал, сколько историй впитал в себя за все время своего существования! Сколько всего хранится в омутах его памяти. Вообрази…