Тупик
Шрифт:
Стасик смотрел на шефа в упор укоризненно-тяжелым взглядом. Мельник не выдержал, опустил глаза:
– Ну-ну... в какой-то степени и я здесь виноват: не дал пану Стасю четких указаний, когда направлял его в Кипень, понадеялся на его самостоятельность. Но, если, отдав предсмертные записи Тураева покойному Загурскому, Коломиец и отступил от правил... так, значит!
– то в случае с Хвощом он поступил в соответствии с законной практикой расследований. Я бы и сам порекомендовал ему дать заметки на заключение ученым. Однако после прочтения их Хвощом Хвоща не стало...
– После этого еще не значит "вследствие этого", - заметил Кандыба.
– Да и вообще у Хвоща иная картина смерти, чем у тех двоих, кровоизлияние в мозг.
–
– парировал Мельник.
– Да и кровоизлияния в мозг так просто не случаются. Это первое. Теперь второе. Я не хочу углубляться в теорию причинности - так, значит!
– но когда имеешь дело с малоисследованными фактами, то четко разделить, где два факта связаны причинно, а где просто совпали, невозможно. Это каждый опытный юрист должен понимать. Взаимосвязь в таких случаях вскрывается при многократном повторении, статистикой - так, значит! Лично я не прочь бы проверить интересное предположение, которое Станислав Федорович высказывает в своей докладной, на большом числе фактов, скажем, на сотне-другой... если бы речь шла о мошках, а не о людях. Тем более о таких людях - так, значит, это самое! А посему никуда не денешься: как рабочую версию приходится допустить, что кончины Загурского и Хвоща - а возможно, и самого Тураева - имеют своей причиной эти вот записи академика!
– Он потряс листками.
– Я понимаю, насколько это дико звучит, но иных связующих фактов в деле нет.
– Ну знаете!
– развел руками Кандыба. Инспектор ОБХСС Бакань опасливо взял листик:
– Это что же, прочтет человек - и с копыт?
– Да нет, читайте на здоровье, Алексей Игнатьевич, не опасайтесь! Я сам прочел, вот товарищ Коломиец тоже...
– Два раза, - вставил Стасик.
– Вот, пан Стась дважды даже, так, значит... и ничего. Оба живы-здоровы, даже не пошатнулись в рассудке. А все почему? Мы не специалисты, восприятие не то. Вот я читал, что чувствовал? Ну, интересно, как это академики теории создают... я думал, сразу формулы пишут, уравнения... так, значит!
– а у него там одни фразы. Интересные вроде бы мысли. А насколько они верны, насколько нет, да и что там к чему - в это мне проникнуть трудно, да, по правде сказать, не очень-то и надо. Что мне Гекуба, так, значит!.. А когда читает соответствующий специалист, он... ну, вживается в образ мышления писавшего, что ли? Не знаю...
– Андрей Аполлонович обвел глазами собравшихся. Чувствуете, какой заколдованный круг получается? Чтобы понять, почему и как эти записи Тураева послужили причиной смерти его коллег, надо дать их на экспертизу ученым, исследующим пространство-время - так, значит? А дать им эти бумаги, значит, подвергнуть их, как это четко показал случай с Хвощом, смертельной опасности. А оставить дело без расследования нельзя: серия смертей со столь странной взаимосвязью требует как объяснения, так и принятия мер пресечения. Вот... Кто имеет конструктивные мнения, прошу высказываться.
Сотрудники молчали - молчали с явным намерением отсидеться и разойтись, вернуться к своим делам. Это были опытные, искушенные работники сыска, и они понимали, что случилось редкостное по своей исключительной безнадежности дело. Какие тут могли быть конструктивные идеи! Только одна: ждать. Ждать, пока что-то еще обнаружится, а если не обнаружится, то ждать дальше, пока эта история скроется от глаз под грудой новых дел, забудется и уйдет в архив. Собирай иль не собирай для порядка совещания, это ничего не даст.
Бакань дочитал листки, молвил: "Да, действительно..." - и положил. Старик Канцеляров, всегда старавшийся выручить начальство и к тому же сильно уважавший науку, взял один листик, повертел в руках, взглянул на просвет - и спросил Мельника:
– Может... на спектральный анализ их дать, а?
– Та-ак, один высказался, - грустно комментировал тот.
– Кто следующий?
–
– столь же наобум брякнул Кандыба.
– Именно что шифровка, Нестор Семенович, - подхватил Мельник.
– Только не в тривиальном детективном смысле, а в ином: идеи и знания, воспринимаемые людьми, в этом вопросе достаточно компетентными, и не воспринимаемые, или, скажем иначе, безразличные всем иным. Так, значит? Вот эти идеи и воздействовали на потерпевших, а возможно, и на автора их - как...
– Андрей Аполлонович замолк, в затруднении повертел пальцами.
– Действительно - как?
– Как психический яд, - сказал вдруг Стась.
– Возможно. Это уже нечто, так, значит!
– Мельник одобрительно кивнул Коломийцу, затем устремил свой пронзительный взгляд в дальний угол комнаты, где поодаль от всех сидел худощавый мужчина с нервным надменным лицом судпсихиатр Никонов.
– А почему безмолвствует наш выдающийся специалист по судебной психиатрии? Кирилл Романович, это ведь по вашей части: существуют психические яды?
Теперь все смотри на Никонова. Тот опустил глаза, поднял кустистые брови, лоб его наморщился.
– И да и нет, - ответил он.
– Как образное понятие. И то скорее в беллетристике, чем в психиатрии. Например, массовая реклама. Или поп-музыка. И тому подобное. Их именуют "психическими ядами", оболванивающими массы потребителей. Но... но!
– от этого еще никто не умер. Реальные же яды, которые расстраивают здоровье и психику, медикаментозны. А не информационны.
– Понятно, - сказал Мельник.
– А какое ваше мнение по существу данного дела? Уж вам-то грех отмалчиваться, Кирилл Романович, я на вас сильно рассчитываю.
Никонов, не поднимая глаз, чтобы не видеть немилых его сердцу сотрудников следственного отдела (они его вышучивали), потянулся через стол, придвинул папки с личными делами Тураева, Загурского и Хвоща, раскрыл, стал сравнивать фотографии. Воцарилась тишина.
– Ага... Вот у этого есть, - пробормотал судебный психиатр.
– И у этого. Правда, не столь выражена.
– Что - есть?
– нетерпеливо подался к нему Мельник.
– Складки Верагута. На обоих, между прочим, глазах.
– Где? Где?
– оживились сотрудники, сгрудились около Никонова, рассматривали фотографии. Действительно, верхние веки и у Тураева, и у Загурского имели характерные для людей с психически восприимчивой, ранимой натурой складки, скошенные вниз и к вискам.
– Верно. Смотри-ка, а мы и не заметили, - сказал Кандыба.
– А вот у Хвоща нет, - сказал Стась.
– Так ведь Хвощ умер от инсульта, а они - так, - сказал Ба-кань.
– А на паспортной так вроде и у Хвоща есть, - сказал Канцеляров.
– Или это ячмень, а, Кирилл Романович? Не разберу.
Никонов молчал, только зыркал на всех исподлобья затравленно. Он знал эту игру коллег: делать из психиатра психа.
– Постойте, постойте, - сказал Мельник.
– Ну, складка Верагута... и что?
– Штрих, - сказал Никонов.
– Натуры.
Нестор Кандыба первый с улыбкой зааплодировал. К нему присоединились и другие.
– Ну чего вы, чего!
– огрызнулся судпсихиатр.
– Что я такого сказал?..
– Та-ак!
– Андрей Аполлонович яростно хлопнул по столу; все притихли, разошлись по местам.
– Все ясно, рады случаю развлечься и отвлечься от этой задачи - так, значит! Ни черта вы в ней не можете сообразить, потому что это вам не магазинные хищения, не насилия и не прочая уголовщина. Не доросли вы, граждане, до интеллектуальной криминалистики - так, значит, это самое! Впрочем, не стану скрывать: и я тоже...
– Он помолчал, вздохнул, повернулся к Коломийцу.
– Что ж, пан Стась, сочувствую, сожалею, переживаю, но помочь не в силах. Дело остается на тебе. Хоть сам изучи все теории о пространстве-времени - так, значит!
– но выясни, в чем убийственная сила этих бумаг. И покойников, само собой, больше быть не должно. Все!