Турецкие страсти
Шрифт:
Он перегнулся через сидение и достал небольшой пакет. В нем лежали две раковины, невероятно красивых перламутровых оттенков, которые были обработаны в виде пепельниц. Я онемела от изумления.
– Это ваш улов, ханум, я тут не при чем, просто приказал придать им тот вид, о котором вы мечтали. А вот это - тоже ваша добыча, пусть она всегда напоминает вам о времени, проведенном со мной. Или без меня, но здесь, в Анталии.
Это была средних размеров, тщательно отполированная жемчужина, подвешенная на изящную серебряную цепочку. Значит, я действительно нашла раковину с жемчужиной? У меня, впрочем, были
– Огромное спасибо, Исмаил-бей. Вы даже не представляете, какую радость доставили мне этими сувенирами. Иногда мне с вами страшно: вы просто угадываете желания, о которых я даже не заикалась.
– Ну, положим, о пепельницах вы сказали достаточно четко. А о том, что там есть жемчужина я и сам не знал, пришлось импровизировать на ходу.
– Что ж, импровизация удалась.
– Вы не проголодались, дорогая?
– спросил Исмаил-бей, когда вертолет начал плавно разворачиваться в обратный путь.
– Пока, кажется, нет, - осторожно ответила я.
Лететь я еще себя уговорила и почти не боялась, но устраивать пикник на такой высоте как-то не хотелось. Теоретически морской болезнью я не страдаю, но судьбу лучше не искушать.
– Тогда мы можем сделать небольшую остановку в самой Анталии. Там есть одно место, которое я хотел бы вам показать не сверху, а изнутри.
Я подозрительно поглядела на него: что еще задумал этот непостижимый человек? Угадать я ведь все равно не смогу: это может быть все, что угодно: от антикварного салона до дельфинария и обратно.
– Так вы согласны?
– не понял моего взгляда Исмаил-бей.
– Конечно. Вы же хотели, чтобы все оставшееся у меня здесь время я была кроткой, послушной и покладистой. И я на это согласилась. А обещания надо выполнять.
– Очень мудро, - кивнул Исмаил-бей.
– К тому же уверен, вы не пожалеете.
Он сказал несколько фраз пилоту вертолета, тот кивнул и чуть-чуть изменил траекторию полета. Через десять минут мы приземлились на огромной плоской крыше какого-то здания в центре города.
– Тут придется ножками, ханум, - сказал Исмаил-бей. Помогая мне выбраться из салона.
– Но не далеко, только до лифта.
– А потом?
– А потом - сами все увидите. Даже странно, дорогая Фэриде, что вы вдруг проявили нетерпение.
– Элементарное женское любопытство, - фыркнула я.
– Можете не отвечать, пусть будет сюрприз.
Сюрприз, надо сказать, удался. Мы дошли до будки посередине крыши, Исмаил-бей нажал какую-то неприметную деталь на ней и перед нами открылись двери кабины роскошного лифта, который и доставил нас вниз со всевозможным комфортом. Когда двери открылась я шагнула вперед - и онемела от изумления.
Это был магазин кожи и меха. Не то, чтобы я никогда не видела таких изделий, даже в очень больших количествах: слава Богу, в Москве такого добра хватает на каждом рынке. Но даже я, с моим куцым опытом в таких делах, поняла, что это не просто соответствующий салон, а очень дорогой салон. Такой, куда простые смертные и не захаживают. А уж когда невесть откуда взявшийся персонал кинулся к нам, кланяясь, чуть ли не до земли, я поняла, кто тут хозяин.
– Это мой магазин, - подтвердил
– Сам я здесь бываю нечасто, у меня отличный управляющий, но иногда заглядываю.
– В таких случаях, как сейчас?
– попыталась я съязвить.
– Именно. Если привожу сюда гостей. Дорогих мне гостей, замечу. И не надо ехидничать, в качестве гостей здесь и мужчины бывают.
– Я просто спросила, - тут же дала я задний ход.
Исмаил-бей взял меня за руку и очень галантно ее поцеловал.
– Сейчас мы выпьем кофе, он у них тоже отменный, а потом поищем, что в вашем холодном краю будет вам напоминать обо мне.
Я продолжала мило улыбаться, пока нас вели к столику с кофейными принадлежностями, сладостями, пепельницами и непременным кальяном, но внутри испытывала что-то вроде тихой паники. В Москве, конечно, холодно, но есть еще масса деталей, создающих, так сказать, специфику тамошнего бытия. Любая более или менее дорогая шуба будет практически мгновенно испорчена в метро, либо ее с меня просто снимут ближайшим же темным вечером. Кожаная куртка у меня была, причем хорошая и практически новая, так что еще одна была как бы ни к чему. Да и не голодранка же я, в конце концов, одета-обута не хуже многих россиянок, а по сравнению с некоторыми, так и вообще роскошно.
Кофе действительно оказался великолепен, и пока я его вкушала с давно вожделенной сигаретой, Исмаил-бей о чем-то разговаривал с лощеным, безупречно одетым мужчиной, явно управляющим, а тот только кивал время от времени. Продавщицы стояли в боевой готовности сорваться с места и принести все, что угодно, тем более, что других клиентов в магазине в данный момент не было вообще. Это только укрепило меня во мнении о том, что лавочка - не из простых, и что обычные российские туристы, во всяком случае, сюда попадают крайне редко.
– Начнем, пожалуй, с шубки, - повернулся ко мне Исмаил-бей, закончив свои переговоры.
Ну, а я что говорила?
– Вообще-то у меня есть каракулевая шубка, - осторожно подбирая слова начала я.
– А дорогие шубы в московском климате, а тем более, в общественном транспорте - это выброшенные на ветер деньги.
– Тогда - дубленку, - уже в категорическом императиве изрек мой покровитель.
– Хорошую, длинную, отороченную мехом, с капюшоном и поясом. Какой цвет вы предпочитаете, Фэриде-ханум? Впрочем, пусть принесут все цвета такого фасона.
Через несколько минут принесли. Пять штук. Классически шоколадного цвета с чуть более темной отделкой каким-то гладким мехом, бежевую с лисой, глубоко-лиловую с синей оторочкой (не иначе, шанхайский барс), изумрудно-зеленую, тоже с неопознанным зверем в качестве отделки, и черную, точнее цвета мокрого асфальта с чернобуркой.
По уму нужно было брать первую. Немаркая, неброская, но явно элегантная вещь. Я очень четко понимала, что ни лису, ни изумруд, ни, тем более, сине-фиолетовое чудо не надену никогда и ни при какой погоде, а последняя мне показалась мрачноватой. Но меня никто ни о чем не спросил, просто заставили примерить все пять. И вот тут-то и оказалось, что последняя дубленка - самое оно, что черный пушистый мех выгодно подчеркивает светлые глаза и волосы, и что вообще вещь оказалось, как говорится, "моя". О чем я и доложила, когда мне дали слово.