Турист
Шрифт:
— Отдай мои вещи, кретин, — сказал я медленно и раздельно. — Быстро.
Парень посмотрел мне в глаза, попытался отвести взгляд, нерешительно глянул вокруг, но вновь обрел уверенность, когда раздался голос главного:
— Иди, Пит. Иди.
При этом он смотрел мне в глаза. Мы оба знали: я не смогу остановить его. Мне оставалось только смотреть, как мальчишка бежит вниз по улице с моими вещами, и скрывается за поворотом.
— Ты же не возражаешь, придурок? — подмигнул негр. — А? Чего молчишь?! Обоссался?
На соседней улице неожиданно завыла полицейская сирена. Компания дружно дернулась на звук,
Развернувшись, я пошел в сторону метро. Наверное, только минут через пять, когда меня начал пробирать дикий холод, я начал верить в то, что произошло. Раньше я полагал, что принадлежу к той счастливой категории людей, которых не грабят на улице, у которых не воруют деньги, и кто никогда не нарывается на неприятности. Так оно и было — дома. С тех пор, как я прилетел сюда, вся моя жизнь оказалась перевернутой с ног на голову. Всё, что казалось правдой, здесь не ставилось ни в грош, всё, ради чего стоило бороться, здесь оказывалось пустым звуком, зло и насилие, исходящее от человека, определяли его социальное положение в обществе. Всё это было неправильно, это не могло происходить со мной!
Дрожа от холода, я спустился в метро. Не считая нескольких человек, ожидающих поезда, и бомжа, с аппетитом поглощавшего вынутый из мусорного бака недоеденный хот-дог, станция была пустой. Внезапно я почувствовал, как сильно голоден: ведь я ещё ничего не ел с тех пор, как прилетел в Нью-Йорк. Я думал вначале наведаться к информаторам, затем найти недорогой отель и уже там расслабиться. Каким я был идиотом!
Служащий в униформе на секунду отвернулся, и этого мне хватило, чтобы перепрыгнуть через турникет. Пробежав всю платформу, я остановился почти у самого её края, вслушиваясь в гул ветра в туннеле. Меня трясло от холода, боли, слабости и злости — я никак не мог прийти в себя. Пошарив по карманам, я нашел смятую десятку, и в отчаянии прислонился к стене, зажимая её в кулаке. Лучше бы я тогда поддался порыву и перевел домой все деньги! Моим родным они пригодились бы гораздо больше, чем этим… ублюдкам! Заметив обращенные на меня взгляды, я отвернулся. Капюшон упал, я даже не стал поправлять его. Что могло быть хуже? Я находился в чужом городе, враждебном районе, голодный, замерзший, избитый, без денег и малейшего представления о том, что делать дальше.
Поезд вынырнул из тоннеля, пробежал вдоль перрона, и замер у края платформы. Внутри оказалось немногим теплее. Я забился в угол, снова натянув капюшон — на этот раз спасаясь от сквозняка — и сложил руки на груди. Рядом со мной сидела полная негритянка, и от неё шло такое уютное тепло, что я немедленно захотел подвинуться ближе. Вышло наоборот: подозрительно покосившись на меня, женщина пересела на другое место, а я остался один. Всё-таки меня заметно трясло: на её месте я бы тоже решил, что рядом
Поезд пролетал станцию за станцией, но у меня так сильно разболелась голова, что я уже ни на что больше не обращал внимания. Закрыв глаза, я скорчился на сидении. Может, я уснул, может, потерял сознание — точно сказать не могу, но пробуждение оказалось не из приятных. Меня грубо встряхнули чьи-то жесткие пальцы, и утихшая в забытьи головная боль вспыхнула с новой силой.
— Документы, — тусклый свет лампы над головой ударил в глаза, и я с трудом разглядел двух полицейских. — Документы.
На миг я ощутил панический страх: Сандерсон всё-таки настучал копам, и меня уже нашли! Потом я успокоился. Что они могли мне сделать? Я чувствовал себя измочаленным, продрогшим до костей, и совершенно разбитым. Мне было всё равно.
— Да, — хрипло ответил я. — Документы. Сейчас.
Помню, что в тот момент я радовался. Документы я всегда носил в нагрудном кармане рубашки, а одетый поверх джемпер не дал им выпасть во время драки.
— Вот, — прокашлялся я, протягивая паспорт и визу.
Копы довольно долго и придирчиво изучали нехитрые бумажки. За это время я несколько раз закрыл и открыл глаза, борясь со сном.
— О'кей, мистер, — нехотя признал один из них, возвращая мне документы. — У вас всё в порядке.
— Я знаю, — я позволил себе слабую улыбку.
Странно, что они не обратили внимания на мой потрепанный внешний вид, но затем я решил, что это к лучшему. Представителям закона я не доверял.
Как я добрался до Манхэттена, не смогу вспомнить даже под гипнозом. Я просто вышел на одной из остановок, огляделся, увидел парк, направился туда и упал на первой же скамейке. Я просидел там какое-то время, пока не начался дождь, затем с большим трудом поднялся и побрел искать укрытие. Я предположил, что если зайти вглубь парка, меня не прогонят копы и не заметят поздние прохожие. Всё, чего я хотел — не шевелиться, чтобы хоть как-то унять колокольный звон в голове.
Парк оказался огромным — наверняка тот самый Центральный, тянущийся от Бродвея до Гарлема, ещё одно искусственное американское чудо. Я шел быстро, но довольно долго, прежде чем заметил пруд и мост, достаточно высокий, чтобы можно было там укрыться от непогоды. Я уселся под мостом на груду листьев, обхватил себя руками и положил голову на колени. Я слышал, как капли дождя бьют по опавшей листве, по поверхности воды, по мосту и пешеходной дорожке, и эти звуки странным образом успокаивали меня. Спустя какое-то время мне стало легче.
Что дальше? Мне нужны деньги, без них я здесь даже не человек. Обратиться в консульство, позвонить домой, попросить перевод? Да ни за что. Во-первых у родных и без того каждая копейка на счету, во-вторых если деньги и найдутся, то только на билет домой, а как я им объясню, что дома мне пока лучше не появляться — ради их же безопасности? И в-третьих, я просто не хотел их волновать. Те, кто любит свою семью, меня поймут.
Веб-мани. На моем электронном кошельке лежали деньги, но взять наличные здесь, в США, наверняка окажется проблемой. Для этого мне потребуется перевести электронные единицы на свой счет в банке, и только потом я смогу получить их на руки. Вот только у меня не было счета в банке. Ни в американском, ни в международном, ни даже в украинском.