Туркестан
Шрифт:
– Да. Чуток до круглой даты не дожил. Куда теперь булавку с жемчужиной девать? Яш, возьми ее себе, а? Будешь по Варнавину ходить, форсить. Память останется об Степане Антоновиче.
– А возьму, – кивнул управляющий. – Деньги уж дадены, не пропадать же им. Надо теперь телеграмму в Московское торгово-промышленное товарищество отправлять. Пусть распорядятся суммой. А хоронить придется здесь: по такой жаре не повезешь. Эх! Уехал человек в дальний край, там и сгинул! Ладно хоть бобыль, никто его не оплачет.
Христославников жил холостяком, семьи и родни не имел. Оставил
Посокрушавшись немного, Титус переключился на начальника. Он заявил с издевкой:
– Молодец, Алексей Николаевич! Дал тут всем прикурить! На кинжал вместо полиции бросился. Умно, умно…
– Да они бы застрелили Еганберды до смерти!
– И черт бы с ним, со скотиной.
– Зато сейчас можно ниточку тянуть. Сообщников взять. Город почистить.
– А кто будет шпалами заниматься? Баратынский?
«Баратынский» было прозвище самого Титуса, когда он делал работу за других.
Алексей понурился, но приятель хлопнул его по плечу:
– Ладно, Леш. Это я так… от зависти, наверное. Вижу, как у тебя глаза светятся.
– А и то! Будто помолодел. Знаешь, Яша, скучаю я. Не хочу быть лесопромышленником. Что делать, а? Посоветуй, ты умный. Может, поговоришь с Варварой? Осторожно, издалека.
– Сам поговори. Думаешь, она этого не видит?
– Видит, да? – обрадовался Лыков.
– Все два года, что ты в отставке, не было у тебя такого лица, как сейчас.
– Ну, первый год само собой. Из больницы в пансионат, из пансионата в санаторию…
– Первый – да, – согласился Яан. – Но давно уже с Варварой Александровной все в порядке. Дай ей Бог здоровья!
– Вот и закинь удочку, а, Яш?
– Закинь… А если это ее… того? По новой?
Лыков осекся и больше на эту тему не говорил.
Жару приятели, как всегда, пересидели в номере. Титус рассказал о своей встрече с корпусным интендантом. Тот готов был взять за любую цену сапожный товар. Даже нечерненый. И сейчас, в середине июня, изъявил желание приобрести набрюшники и десять тысяч пар просаленных портянок! [40] Но не шпалы. Все было ясно. Вариантов действия имелось три. Оставалось выбирать. Первый: кормить подъесаула Кокоткина петушиными гребешками, пока тот не обожрется и не купит у них лес. Второй: познакомиться с мисс Грин и соблазнить ее. Да еще так, чтобы англичанке понравилось! Третий вариант самый простой: явиться завтра к Скобееву и попросить его не продавать их тарантас. Плюсом выклянчить бумагу о «содействии», чтобы лесопромышленники добрались до Самарканда без мытарств. Сегодняшние заслуги Алексея вроде бы давали ему право на такую просьбу.
40
Портянки пропитывали салом на зиму, для тепла.
Под вечер Лыков угрюмо пробурчал:
– Делать нам тут, похоже, нечего. Только расходы понесли.
– Да.
– Что нам еще осталось посмотреть в Ташкенте? Второй раз я сюда уже никогда не приеду.
– А вот есть какой-то Мын-Урюк. То ли крепость старинная, то ли городище… Говорят, там интересно.
– И где этот Урюк?
– За хлебным рынком, примерно в тех местах, где ты нынче дрался.
– Давай завтра скатаемся, посмотрим. Еще чего?
– Прочее мы уже видели. Ташкент не Самарканд!
– Ну и ладно! Я сейчас пойду к Ивану Осиповичу. Чего кота тянуть? Домой хочу!
Но тут в дверь постучали, и на пороге появился капитан Скобеев собственной персоной. Лицо у него было странное: с такой миной человек обычно просит об одолжении…
– Добрый вечер, господа! Алексей Николаевич, я, собственно, за вами. Правитель канцелярии генерал-губернатора действительный статский советник Нестеровский хочет с вами познакомиться. Прямо сейчас.
Отставной сыщик не задал ни одного вопроса, а молча надел сюртук и пошел к пролетке.
Канцелярия располагалась за углом, на пересечении Романовской и Воронцовского проспекта. Уже через несколько минут Лыков заходил в большой кабинет, обставленный дорогой мебелью из ореховых наплывов. Красиво, подумал он; вот бы мне такую в квартиру…
Навстречу гостю поднялся мужчина лет пятидесяти, седобородый и неулыбчивый. На летнем кителе – Аннинская звезда, на шее – Владимирский крест. И университетский знак, что большая редкость для окраин… Все трое уселись за круглый стол возле окна. Иван Осипович совершенно по-домашнему закинул ногу на ногу. Чувствовалось, что он здесь свой человек.
Нестеровский назвался и некоторое время пристально разглядывал Лыкова. Потом вдруг спросил о неожиданном:
– Удалось ли вам, Алексей Николаевич, пристроить свой лес?
– Нет, Константин Александрович.
– Что же вы решили? Содержать Кокоткина, склонять на грех мисс Грин или ехать домой?
– Последнее. Хочу попросить Ивана Осиповича о бумаге насчет «содействия». А что? Не надо уезжать?
– Не надо.
Нестеровский пялился в упор своими холодными умными глазами, довольно бесцеремонно. Лыкову это было неприятно, но он хотел разобраться, что тут за разговор. От правителя канцелярии исходила привычная ненапускная властность. Чувствовалось, что он привык «решать вопросы», причем единолично.
– А что изменится?
– Я помогу вам получить подряд. Очень хороший подряд на пять лет вперед.
– А Кокоткин?
– Будет стоять по стойке смирно и есть вас глазами.
– Вы предлагаете мне содействие не просто так?
– Разумеется. У нас в Туркестане просто так ничего не делается.
– Что требуется от меня?
– Найти убийц трех русских, погибших в крае с начала года. А с вашим соседом уже четырех…
– Ого! А почему я?
– Наш лучший сыщик капитан Скобеев сказал мне, что – как уж там дословно? – в подметки вам не годится. Что вы человек выдающихся способностей и непременно откроете убийц. Собственно, Алексей Николаевич, вы уже вовсю занимаетесь этим дознанием!