Туркестан
Шрифт:
Штаты наружной полиции насчитывают 76 человек, из которых 28 конных и 48 пеших городовых. Старшие пешие получают в год жалованья 300 рублей, младшие – 168; старшие конные – 264 рубля, младшие конные – 230 рублей 60 копеек. Особой платы на содержание лошадей не отпускается. Вот и все силы охраны правопорядка в городе с населением больше ста тысяч человек. Что они могут сделать? Кроме того, есть незримая черта между, например, капитаном Скобеевым и городовым Шалтай-Батыром. И обусловлена она отнюдь не разницей их служебного положения. В туземном Ташкенте 43 000 домов, 1262
Глава 6. Бывшие лесопромышленники начинают
– Итак, господа, каков наш первый шаг? – спросил Скобеев, завершив свою лекцию.
– Допрос Абнизова, – тут же ответил Титус.
Полицмейстер довольно улыбнулся:
– Так я и знал! Он в соседней комнате. Позвать?
– Зовите.
Вошел белобрысый крепыш. Выглядел он неважно: на лице ссадины, вид подавленный.
– Садись, – кивнул на табурет Лыков. – Как тебя по метрике?
– Иван Макаров Абнизов.
– И где такие богатыри родятся?
– Да вы, ваше благородие…
Алексей остановил его жестом и поднял вверх указательный палец.
– Виноват, ваше высокоблагородие! Вы этих местов не знаете.
– А все-таки?
– На Кундале-реке.
– В Варнавинском уезде которая?
– Точно! Нешто слыхали?
– Не только слыхал, а у меня лесная дача в тех местах!
– Это где же?
– На том берегу Ветлуги, у впадения в нее Лапшанги.
– Нефедьевка, штоль?
– Она.
– Вот и земляка встретил… – растерянно сообщил арестант двум другим господам.
Но Лыков мгновенно сменил тон. Он нахмурился, сделал суровое лицо и процедил сквозь зубы:
– На кой черт нужен мне земляк-убийца? Неужто ты, Абнизов, такая сволочь? Туземцы русского человека режут, а ты на стреме стоишь. Тьфу!
– Так жизнь моя сложилась, ваше высокоблагородие… Знаю свой грех. Кисмет! Судьба. Разрешите, значитца, покаяться.
– Каяться перед батюшкой будешь, а я сыщик. Давай все по порядку: как стал дезертиром, как убежал, где шлялся, чем занимался. Подробно.
– Ага. Значитца, так. Призвали меня в Костроме, в восемьдесят девятом году. И попал я сюда, в Первый Туркестанский резервный батальон. Ну и… ружья мы с товарищами украли.
Лыков недоуменно покосился на капитана. Тот кивнул:
– Увы, Алексей Николаевич, это старая болезнь туркестанских войск. Солдаты крадут собственное оружие.
– Но зачем, Иван Осипович?
– Чтобы продать его на Кавказ. Есть целый промысел: горцы платят за винтовку двести рублей! И по рублю за каждый патрон. Приходится теперь делать так: сквозь скобы всех винтовок, что стоят в пирамиде, продевается цепь и запирается на замок. Ключ – у дежурного по роте.
– Вот я ту цепь и порвал, – пробормотал дезертир. – Хватило же ума…
– Да уж! – покачал головой Лыков. – Поди, начальство недолго думало, кто это у них такой сильный.
– Дурак был, – сокрушенно согласился Абнизов. – Попал под суд, приговорили мне шесть лет дисциплинарных рот. А я, пока сидел, таких ужасов об них наслушался… У меня, знамо, сила. Никто никогда меня не бил! Кроме вот как вчерась попало от вашего высокоблагородия… А в дисциплинарке, сколь бы ни было у тебя силы, все одно сломают. Или станешь им сапоги лизать, или забьют в гроб. И решил я, значитца, туда не идти.
– Сбежал?
– Выломал из окна решетку и убёг.
– Как же тебя не поймали?
– Я сразу далеко побёг. В Локай.
– В Локай? – аж подскочил на месте полицмейстер. – В какой? В Первый или во Второй?
– Во Второй.
– А здесь как снова оказался?
– Мы пришли сюда вроде как на заработки. К зиме обратно вернемся… кто не попался.
– Сколько вас тут?
– Двенадцать человек.
Полицмейстер был ошарашен.
– Вот те раз! Стало быть, у меня в городе взаправду сидит шайка из Второго Локая?
– Ага.
– Не врал, значит, мой агент! А я сомневался…
– Иван Осипович! – взмолились бывшие лесопромышленники. – Объясните, что у вас за Локаи такие? Да их еще и не один!
– Э-хе-хе… Локай – это горное общество в Восточной Бухаре. Проживает оно между реками Вахш и Кафирниган. Состоит из нескольких родов, главный называется исан-ходжа. Туземцы эти храбры и воинственны. Бухарский эмир дважды назначал им своих беков, и оба были убиты еще по пути в Локай. После этого эмир назначал бека только из самих локайцев, с их согласия. И те творили, что хотели. Проще говоря, никакой внешней власти над локайцами никогда не было.
– А русская власть?
– Ни один наш солдат не ступал на их землю.
– Как же это возможно? – удивился Алексей. – Ташкент тридцать лет, как русский. И еще находятся места, неподвластные нам?
Настала очередь Скобееву удивляться:
– Да ведь таких мест полно! Взять хоть тот же Кавказ! Разве там их нет?
– Одно имеется.
– Только одно? – не поверил капитан.
– Да. Общество богосцев. Они живут за хребтом, перевалы через который проходимы лишь в июле. Единственный месяц в году! И то, когда начальство приказало, я туда пробрался.
– Понятно. Здесь не так. Наши войска никогда не совались в Восточный Туркестан. Он весь покрыт труднодоступными горами. Армия стоит только на границе. Поэтому Локай как жил без русского царя, так и живет.
– Хм. А почему их оказалось два?
– Сейчас поясню. Тот Локай, о котором я сказал, был один. Узбеки рода исан-ходжа правили в нем столетиями. Там еще есть три рода: бадракли, карлюк и марка. Все они локайцы, и родоначальником своим считают чингисхановского полководца Локая. А прочих, значит, всех стригут и бреют. И остальные народности очень их боятся и всецело им подчиняются. Так было до семидесятых годов. Тогда в Кулябском вилайете образовался Второй Локай. И он хуже всех. Другого такого страшного места нет в целом Туркестане.