Турнир
Шрифт:
– Что случилось? – Это был уже третий человек, которому Трис должен был представить хоть какое-то объяснение случившегося.
– Не знаю, - ответил Трис, озвучивая наиболее правдоподобную версию событий. – Она сама управляла автомобилем. Самостоятельно добралась до замка и потеряла сознание прямо в воротах. Князь Трентский говорил с Габриэллой перед тем, как она села в машину. Внешних признаков болезни он не заметил, но ему показалось, что что-то с ней все-таки не так и он телефонировал мне прямо из дворца. Есть несколько свидетелей, того, как она вела машину. Они отмечают несвойственную Габриэлле небрежность и даже некую неловкость в обращении с рулем. Так что мы не знаем, когда и что конкретно с ней приключилось. Следов проклятия или какого-нибудь другого сильного колдовства мы пока не обнаружили, а целители утверждают, что ее состояние им не с чем сравнить. Она в коме, ее внутренние органы работают, но только, если их контролировать с помощью магии, дыхание и сердцебиение на самом низком для живых людей уровне. И все остальное в том же духе. Прогноз неутешительный, но наши целители делают все, что возможно, чтобы повернуть процесс вспять.
– Может быть вызвать дворцовых лекарей? – подалась к нему встревоженная этим рассказом Эва Сабиния.
– Увы, ваше высочество, - вежливо поклонился принцессе Трис, - но этого сделать нельзя. Наши маги применили к Габриэлле некоторые средства, известные только в нашем клане. Тайна рода, сами понимаете.
– Что же делать? – было похоже, что еще немного и принцесса расплачется. По-видимому, Габриэлла сумела расположить ее к себе настолько, что Эва Сабиния чувствовала свою прямую вовлеченность в судьбу Э’Мишильер.
– Нам остается только молить богов о милосердии и ждать…
Эва Сабиния согласилась, но уезжать из палаццо Коро категорически отказалась. Тогда Трис предложил всем вместе перейти в другую, более удобную гостиную, где слуги уже организовали для них фуршетный стол: волованы[2] с гребным и куриным рагу, канапе с острым сыром и маринованной сельдью и тартинки с Пармской ветчиной и гусиным паштетом. Закуски, - хотя бы и такие легкие, - были просто необходимы, поскольку в тягостном ожидании то ли ужасного конца, то ли, напротив, счастливого избавления от угрозы преждевременной смерти, все собравшиеся употребляли слишком много вина. Говорили мало, - все-таки не поминки, - но и молчать было тяжело. Поэтому бокал с вином или зажженная сигарета казались всем, включая и самого Триса, хорошим поводом промолчать или отделаться междометием, жестом, короткой фразой. Так, в напряженном молчании и полном неведении, прошли еще несколько медленных часов, пока Трис не понял вдруг, что «беда отступила». Он не знал, откуда взялась эта уверенность. Знание появилось в его голове как бы само собой, но это была «чужая» мысль. В этом Трис был абсолютно уверен.
– Прошу прощения, - Трис встал из кресла и оглядел всех присутствующих, - дамы, князь! Кажется, кризис миновал. Я вынужден вас оставить, но надеюсь вскоре вернуться с хорошими известиями.
Оставив общество «ждать и надеяться», Трис поспешил к пещере Источника и нашел ее, как, впрочем, и надеялся, вновь открытой. Габи по-прежнему лежала на жертвенном столе, но, по первому впечатлению, чувствовала себя гораздо лучше. Она спала, но сон ее был спокоен, дышала она ровно, да и выглядела куда лучше, чем тогда, когда он принес ее сюда пять часов назад. Минуту или две он просто смотрел на девушку, прислушиваясь к ее дыханию и ритму сердца. Он был так взволнован, что даже не сразу обратил внимание на то, что в обычной ситуации сразу бросилось бы ему в глаза. Дело в том, что у Габи исчезла аура. Совсем. Напрочь. Как если бы ее и не было никогда. А вместе с аурой исчезла и магия. У девушки, лежащей сейчас на каменном столе, не было ни Дара, ни магической силы. Не было даже того жалкого третьего уровня Дара земли, который имелся у нее во время их первой встречи. От всего могущества Э’Мишильер ровным счетом ничего не осталось. И тем не менее, она была жива и по всем признакам совершенно здорова. Спала безмятежно, демонстрируя ровное дыхание и безупречный сердечный ритм. На данный момент это было главное, и, отложив «на потом» все, что связано с магией, Трис поднял сестру на руки и понес ее вон из подземелий…
– Без комментариев, - сказал он, передавая ее слугам и спустившейся ко входу в лабиринт Серафине.
– Тайна рода! Так что не распускайте языки, дамы и господа, – добавил он специально для слуг, хотя после принесенных ими клятв - на крови и с обещанием страшных кар в случае их нарушения, - вряд ли кто-нибудь рискнет предать клан, принявший его под свою защиту.
– Дама Серафина, - обратился он к целительнице, - передаю госпожу Габриэллу под вашу опеку. Выглядит она неплохо, но я слабо разбираюсь в целительстве и, возможно, что-то пропустил. Обратите, пожалуйста, внимание на ее сон, - он кажется мне слишком глубоким, - и еще взгляните свежим взглядом на ее нимб. Исчезновение нимба… Этого я вообще объяснить не могу. Но, может быть, вы разберетесь? А мне сейчас – воленс-ноленс[3] - придется спуститься к нашим гостям, но я присоединюсь к вам так быстро, как только смогу.
Ему, и в самом деле, не хотелось оставлять Габи одну. Остальные, - даже Конкордия де Грамон или Серафина, - не в счет. По внутреннему ощущению, ему следовало бы быть сейчас рядом с сестрой. Но и не выйти к Эве Сабинии Трис тоже не мог. Наследная принцесса, как-никак. Хотя вопрос отнюдь не в том, что он, как глава рода, обязан соблюдать положенный ей по статусу декорум. Важнее – другое. В сложившейся ситуации принцесса – не говоря уже о Зандере и Марии, - продемонстрировала неподдельные дружеские чувства, а это дорогого стоит. Вообще, эти трое – Эва Сабиния, князь Трентский и герцогиня Перигор, - показали себя не просто удивительно порядочными людьми, но и, как ни странно это звучит, настоящими друзьями. Прежде всего, это, разумеется, касалось Габриэллы, но, пожалуй, и его тоже. Оставлять их теперь в неведении было бы жестоко и в корне неправильно. И посылать к ним вместо себя кого-нибудь другого – ту же баронессу де Грамон де Мишильер, - было бы неприлично. Поэтому, собственно, он и пошел. Спустился на первый этаж, прошел в гостиную и следующие полчаса развлекал гостей разговорами. Правду он им, впрочем, сказать не мог. Поэтому версия, которую он представил их вниманию, звучала так. На Габриэллу было совершено магическое нападение. Скорее всего, ее как-то хитро прокляли. Даже защита боевого мага и коннетабля клана Мишильер этого не выдержала. Кто это сделал, почему и что это за проклятие, пока неизвестно. Что-то сильное и редкое. В остальном… идет расследование. Что же касается самой Габриэллы, угроза смерти миновала, - и это хорошие новости, - но она по-прежнему находится без сознания, и как будут развиваться события дальше, покажет время.
Понятно, что ни удовлетворить, ни успокоить по-настоящему все эти туманные объяснения никого не могли. Но Трис напирал на то, что «худшее уже позади», и обещал держать всех присутствующих в курсе дела и незамедлительно сообщать им о любых изменениях в состоянии своей сестры. И в своих уговорах, по-видимому, преуспел. Успокоил, насколько это было возможно. Развеял подозрения и, в конце концов, вселил в них, - в особенности, в принцессу и герцогиню, - то, что называют «осторожным оптимизмом». На том и расстались, и только Оптимус Максимус Сотер[4] знает, каких сил ему это стоило. Впрочем, разговор этот не прошел для него бесследно и совсем в другом смысле. Трис не только кое-что потерял, - время, душевные силы и, боги знают, что еще, - но и приобрел. Не зря же говорят, что знание – сила[5]?
О том, что Зандер, похоже, испытывает к Габи отнюдь не только дружеские чувства, Трис уже догадывался и раньше. Теперь же убедился в этом окончательно.
«Влюблен, - констатировал он в ходе разговора. – Но сам себе, пожалуй, признаться в этом еще не готов».
Это была важная информация. Одно дело считать Зандера своим приятелем и, возможно, даже коллегой в исследовании Барьера и связанных с ним физических эффектов, и совсем другое – иметь в его лице претендента в любовники Габриэллы, а возможно, что и в мужья. Нужно ли это Габриэлле? Хорошо ли это для их клана и для него самого, Трис пока не решил. Но предупреждённый вооружён[6], не правда ли?
Однако самым интересным «поделилась» с ним Эва Сабиния. Принцесса была странным существом. Умна и красива, но при этом до крайности сумасбродна. Эгоистична. Попробуй не стать эгоистом, являясь наследной принцессой империи франков. Порою, вспыльчива. И, разумеется, авантюристка, каких мало. И то, что, едва услышав о внезапной болезни Габриэллы, такая женщина примчалась в палаццо Коро и, охваченная тревогой, до сих пор оставалась в замке Мишильеров, дорого стоило и о многом говорило.
«Сказала, что дружит, и, похоже, не соврала!» - но по-настоящему любопытным оказался совсем другой факт.
В обычном своем состоянии Эва Сабиния была для него абсолютно непрозрачна в том смысле, что он не видел ее силу. Единственное, что он мог «видеть», это ее нимб, указывающий на наличие Дара. И означать это могло лишь то, что ей каким-то образом удается скрывать от наблюдателей свой Дар. Не смотря на всю свою разностороннюю образованность, Трис до встречи с Эвой Сабинией не знал, что такое возможно. Он даже не догадывался о том, что в природе существует такой прием, такое вычурное колдовство, которое позволяет скрывать свой Дар. Вероятно, это был какой-то секрет, принадлежащий императорской семье, - самого императора Трис тоже «не видел». Или, что, на самом деле, одно и то же, это был подарок императорского Источника.