Турухтанные острова
Шрифт:
«Кокетка от старых штанов», — усмехнулся Антон Васильевич.
Поздним вечером, когда легли спать, Екатерина Степановна сказала ему:
— А что, отец, может быть, действительно съездишь с ребятами и ты? Дни отгульные у тебя есть. Все равно без дела будешь шататься. Заработаешь внуку «на зубок», не надломишься.
— Откуда ты знаешь, что будет внук?
— У нас, женщин, на этот счет интуитивное чутье, которое не объясняют никакие ваши интегралы. Поможешь дочери. Неужели и ей жить, как мы с тобой начинали? Пять лет ходил
— Дались тебе эти сардельки!
— Да уж стыд один.
Деревня Поречице, куда привез Антона Васильевича и Тяпу Виталий, называлась так, наверное, потому, что располагалась по крутому берегу речки Уза, такому высокому в этом месте, что во всей деревне — ни одного колодца. За водой ходили на реку. Противоположный берег низкий, луга. Через реку напротив деревни, под кручей, — наплавной пешеходный мост, доски его прогибались под ногами.
Шабашников поселили в читальне совхозного клуба. На столах лежали подшивки старых газет. В простенках между окон висели портреты писателей-классиков.
В читальне шабашники появлялись, лишь чтобы оставить здесь или взять какие-то вещи. Работали от зари до зари, строили коровник.
Обязанности у них распределились так, как и предлагал Виталий. Любые переговоры с кем бы то ни было он вел сам. Хотя все, кому доводилось обращаться в бригаду, начинали обычно с Антона Васильевича. А он указывал на Виталия: «К нему». Уж очень ловко у Виталия получалось то, что Антон Васильевич просто не умел делать.
К примеру, требовался бригаде грузовик, чтобы привезти из карьера щебень.
— Придется подождать, — отвечал Антону Васильевичу начальник, с которым он вел беседу.
— Не хотелось бы ждать.
— У нас нет свободной машины.
— И не надо! — выступая вперед, авторитетно заявлял Виталий. — Но вы отлично понимаете…
Тут Антон Васильевич отступал Виталию за спину, и тот один вел с начальником переговоры. Начальник все понимал.
После этого шабашники выходили на шоссе. Виталий всматривался в проносящиеся мимо машины.
— Эту берем! — говорил он, руководствуясь неизвестно каким признаком. Не «голосовал», а со спокойствием представителя ГАИ кивком головы указывал шоферу машины остановиться. Машина останавливалась.
— Что надо, батя? — обращался шофер к Антону Васильевичу.
Антон Васильевич бежал к машине. Тем временем туда подходил и Виталий. Молча залезал в кабину, садился рядом с шофером. Антон Васильевич отходил в сторону. Все заканчивалось так, как Виталию было надо.
— Как у тебя ловко получается! — удивлялся Антон Васильевич.
Нет, он так не умел.
Антона Васильевича вообще смущала их роль. Кто они такие? Не рабочие, присланные с завода помочь совхозу, что Антон Васильевич хорошо понимал, — самому не раз приходились ездить. А — шабашники! Слово-то какое!
Когда он поделился своими мыслями с Виталием, тот посмотрел на него со спокойствием человека, творящего благое дело.
— Начнем с обратного. Вопрос первый: приношу ли я кому-нибудь вред?.. Вопрос второй. Я шабашничаю в свой законный, положенный мне по трудовому законодательству отпуск. Было бы кому-нибудь лучше, если бы я по восемь часов лежал где-то на южном берегу Крыма? Этаким розовым кабанчиком хрюкал с какой-нибудь свинюшкой?
А я в свой отпуск выезжаю во чисто поле, чтобы, поиграть силушкой. Есть ли здесь от меня польза? Наверняка.
Я работаю отпускное время за деньги. Зачем они мне? Я не занимаюсь накопительством. Хочу объездить страну, увидеть как можно больше, и не по телевизору, в передаче «Клуб кинопутешественников», а собственными глазами. Для этого я купил «Жигуленка». Теперь мне нужен гараж. И еще на некоторые, связанные с машиной, расходы. Вот и все. Я пошел таким путем. И не вижу, что бы в нем было плохого.
Да, вроде бы все логично. И все же что-то смущало Антона Васильевича. Так — и вроде бы что-то не так.
Они ставили коровник на пустыре. Напротив через дорогу — изба. На вид еще крепкая. Но по каким-то почти не передаваемым признакам угадывалось, что она стара.
Тот день выдался на редкость жарким. Виталий и Тяпа работали раздетые до пояса. Виталий — в пляжных очках, которые, как зеркала, отражали все, а через них не было видно глаз, в полотняной шапочке с зеленым прозрачным пластмассовым козырьком. Хоть и было жарко, но Антон Васильевич не мог себе позволить разоблачиться, как мальчишка. Увидев старушку, которая вышла из избы и стала манить кур: «Цып, цып, цып!» — Антон Васильевич, ткнув в кучу песка лопату, которой «гарцевал» щебень с цементом, направился к старушке. Поздоровавшись, попросил напиться. Увидев на крыльце ведро с водой, подошел к нему.
— Подожди, чего ж ты! — сказала старушка. — Сейчас кваску принесу. У меня квас свежий, сейчас нацежу.
Она ушла в сени.
Во дворе, напротив крыльца, были свалены дрова. Толстые березовые чурки. Раскатились по всему двору.
Старушка вышла на крыльцо, вынесла ковш с квасом и стакан. Вытряхнула из стакана мусоринки. Вытерла его полотенцем.
— Пробуй-ка.
Квас был отменный. С кислинкой, прохладный. Антон Васильевич выпил с удовольствием.
— Наливай-ка еще, — предложила старушка.
— Не откажусь.
Он выпил еще стакан и огляделся, отдыхая.
— Что это у вас так раскиданы чурки?
— Да вот в прошлое воскресенье привезли шаромыжники, свалили, сказали: «В понедельник придем, уложим. Бабка, дай рубль». Рубль дала, а они так и не появились. Теперь, наверное, уже и не зайдут, забыли.
Лицо у старушки было темное и морщинистое. Какими-то уж очень добрыми, приветливыми казались эти морщинки.
— Ладно, мы к вечеру зайдем к вам с ребятами, уберем, — пообещал Антон Васильевич. — Вы дома будете?