Тушите свет (сборник)
Шрифт:
– Насчет мамонтов не знаю, – это я ему говорю. – Мне о своем зверье позаботиться надо. Закон еще никто не отменял. И действовать я буду в соответствии с законом, что бы вы тут ни говорили!
– Да кто тебе не дает? – удивился Потягин. – Действуй, пожалуйста, только не переусердствуй!
Потягин, он маленький, круглый как мячик, а лицо хитрющее – сам улыбается, а в этот момент думает, как бы тебя вокруг пальца обвести. Но меня-то обвести сложно, я эту публику давно знаю.
– Прошу покинуть угодья! – повторяю. – Пока неприятностей не получилось.
Потягин мигнул своим и покладисто отвечает:
– Да
После этих слов они, и правда, стали в свой джип усаживаться. Не особенно торопились, вроде достоинство свое не хотели ронять передо мной. А я считаю, если ты поступаешь сообразно с законом, то поступаешь именно достойно, и ничего унизительного в том нет. Странно, что люди этого не понимают.
В общем, пошел я потихоньку, а вскоре они меня на машине обогнали и как будто уехали из леса. Но в душе я им не поверил ни на грош – начальники из области не за воздухом сюда ездят. Короче, прикинул я, что они собираются ночью охотиться – из-под фар. Варвары и есть варвары.
Дождался я ночи и опять из дому. Жена говорит: «Ты, может, вообще в лес переселишься? Берлогу себе выкопай и живи!» А я ей говорю: «Гости приехали, озоровать будут, нутром чую!»
Так и вышло. Где-то за полночь слышу выстрелы. Определил направление – и туда. Я верхом, добрался быстро. Выезжаю на поляну, вижу – все та же компания. Джип стоит, фары горят, тут же охотнички мои – все навеселе – смеются, ружьями машут. А на траве две тушки – косули, значит. А в это время у них гон заканчивается, охота категорически запрещена. Да и вообще это свинство – во время гона зверя бить. Тем более официальное лицо предупреждало.
Мне уже лет немало, но вот этот цинизм, хищничество это меня до бешенства доводит. Иной раз аж горло перехватывает от ненависти. Но конфликтовать я не имею права. Мое дело исполнять закон.
В общем, спешился я и сдержанно так говорю:
– Что же вы, господа хорошие, по ночам тайком шаритесь, как воры? Где же ваша ответственность и где же ваши обещания? Следует так понимать, что совести у вас совсем не осталось, а потому будем сейчас протокол составлять.
Тогда Потягин с сутулым переглянулись – это я потом узнал, что его Горохов фамилия, – и Горохов мне развязно так говорит:
– Ну вот что, мил человек! Ты нам отдых не порть, пожалуйста. Потому что у нас очень серьезная и напряженная работа, и отдых просто необходим. Давай по-хорошему договоримся – ты нас не видел! А то ведь мы тоже можем тебе отдых испортить!
– С такими, как вы, я никогда не договаривался, – говорю я ему. – Если не верите, спросите у своего дружка Потягина. Я вас предупредил, и теперь будете отвечать по закону. И меня пугать не надо, я пуганый!
Тогда этот Горохов сделался злым и сказал с упреком Потягину:
– Я тебе, Семеныч, этого никогда не прощу! Ты мне чего обещал? А теперь получается, я в каком-то дурацком протоколе фигурировать буду, так, что ли?
Потягин тоже разозлился, но перед Гороховым залебезил и сказал, что все уладит. Он тоже пьяный был, поэтому полез ко мне с угрозами. Но меня этим не возьмешь. Я ружье с плеча сдернул и предупредил:
– Я при исполнении! Прошу об этом не забывать!
А дальше
Ну, покрыл он меня отборным матом и велел убираться. В самой грубой форме. Это меня, человека, которого государство поставило, чтобы лес охранять! Я, конечно, возмутился и тоже что-то сказал. Тут он и выстрелил.
Толком я ничего и не помню. Грохнуло сильно, и в грудь меня ударило. Сознания я не потерял, но упал сразу. И все мне вроде безразлично было. Лежу себе как бревно, и ничего меня не касается. Эти вокруг меня засуетились, заговорили чего-то, а я слышу, но слов не понимаю. И слабость страшная.
Потом они в машину сели и уехали. Даже добычу свою брать не стали. Наверное, протрезвели, когда поняли, что наделали. Видно, они думали, что я убит. Конечно, я так бы и помер там, но лошадка моя домой вернулась, и домашние, конечно, всполошились. Все меня искать бросились – ну, и нашли, слава богу, быстро. В сельскую больницу отвезли, там у нас врач толковый – он меня поддержал, пока я там валялся. Санавиацию вызвал. В общем, спасли меня.
Только промашка у нас вышла – в милицию поздно обратились. Да и милиция не особо расторопно действовала. Короче, на месте происшествия осмотра даже толком не сделали, экспертизу моего ружья не провели, а свидетелей, сами понимаете, раз-два и обчелся. Да и свидетели-то – Потягин да Горохов – то ли свидетели, то ли соучастники. В общем, следствие сразу же началось с большими упущениями.
Правда, эту троицу взяли в тот же день. Поэтому замять дело не удалось. Они спьяну-то да впопыхах в овраг опрокинулись. Дело обошлось без жертв, но машину помяли. И сначала в милицейском протоколе факт нетрезвого состояния был отражен. Это потом протокол куда-то затерялся.
Кстати говоря, на первом допросе ни Потягин, ни Горохов не отрицали тот факт, что Букреев выстрелил в меня. По-видимому, они боялись, что их объявят соучастниками убийства. Правда, они отрицали, что выстрел был произведен намеренно, и оба говорили, что Букреев нажал на спусковой крючок случайно. Подтверждали они и факт браконьерства – сначала.
Это потом начались твориться чудеса. Пока я лежал в больнице, все трое изменили показания. Теперь они заявляли, что даже не имели намерения охотиться в заказнике, а просто собирались пострелять на природе по бутылкам. И уж, разумеется, никаких косуль они и в глаза не видели. По их словам выходило, что я набросился на них, мирно отдыхающих на поляне, угрожал им и даже выстрелил первым. Поняв, что их жизнь в опасности, Букреев выстрелил в воздух, чтобы остановить меня, но было темно, и пуля попала мне в грудь. Посчитав, что я убит, они отправились за машиной, чтобы сообщить о несчастье. Вот такие добрые люди.