Тустеп вдовца

Риордан Рик

Я нашел ручку, лежавшую в щели между гладильной доской и телефоном, и записал полученную информацию.

— Хорошая работа.

— Верно. Кроме того, я выяснила, что яхтой больше никто не интересовался.

Моя ручка замерла над бумагой.

— В каком смысле?

— Когда я была в ОТС, клерк узнал имя Леса Сент-Пьера, потому что несколько недель назад к ним уже обращались по его поводу. Уж больно имя необычное. Он заметил, что у Леса, должно быть, серьезные неприятности.

— Почему?

— Выяснилось,

что я уже второй человек из офиса прокурора штата, который про него спрашивал.

Глава 34

Моя мать сидела на корточках в заднем дворе своих соседей и рисовала побеги глицинии на сосновой изгороди. Чтобы добраться до нее, мне пришлось перешагивать в своих выходных туфлях через минное поле форм для выпечки пирогов, наполненных разными красками.

Она была в пурпурном комбинезоне и розовой футболке с надписью «Ночь в старом Сан-Антонио», перепачканной акриловыми красками. Теплый неподвижный воздух пропитался их запахом, и мама вспотела не меньше, чем открытая бутылка пива, стоявшая рядом с ней на камне.

Она приветствовала меня, не поднимая головы и продолжая водить кистью, выводя пурпурные лепестки. Ее нос украшал отпечаток пальца такого же цвета.

— Ты знаешь, сейчас продают растения, — заметил я. — Их можно купить в магазине.

Мама сдержалась и не фыркнула в ответ. Я решил, что это первый признак того, что она слишком долго сидела на солнце и вдыхала пары краски.

— Это trompe l’oeil, [120] Джексон, — ответила она и, понизив голос, добавила: — Эндемены мне платят!

120

Обман зрения, оптическая иллюзия (фр.).

Я посмотрел в сторону дома Эндеменов. Мистер Эндемен, неухоженный газетчик, вышедший на пенсию, сидел за пишущей машинкой за обеденным столом. Он что-то быстро печатал, чтобы выглядеть занятым, но все время искоса посматривал на нас в венецианское окно и хмурился, словно после моего появления пейзаж стал заметно менее привлекательным.

— Я никому не скажу, — обещал я.

Мама закончила рисовать лепестки и наградила меня оценивающим взглядом.

— Ну… — Она приподняла брови. — Сожалею. Я думала, ты мой сын.

— Мама…

— Нет, ты выглядишь замечательно, дорогой. Что случилось с твоим подбородком?

— Это синяк.

Мама колебалась. Она заметила кое-что еще — легкое сияние ферромонов, которое способны увидеть лишь матери и любовницы, — и поняла, что вчера ночью со мной Что-то Произошло. Однако выводы она оставила при себе, лишь окинула взглядом мой костюм, продолжая помешивать кисточкой в форме для кекса.

— Не думаю, что я бы выбрала

коричневый галстук, но получилось неплохо. Наверное, консервативный костюм лучше всего подходит для интервью.

— Женщина в пурпурном комбинезоне рассказывает мне, как нужно одеваться.

Она улыбнулась.

— Я очень горжусь тобой. Хочешь, дам тебе амулет на удачу?

— На самом деле я рассчитывал взять на время твой «Ауди».

Мама поджала губы и протянула руку к бутылке с пивом. Я отступил, чтобы она не запачкала краской мои черные брюки. Она сделала глоток пива и критически оглядела изгородь и свою работу.

— Мистер Эндемен хочет, чтобы сверху была виноградная лоза, — задумчиво проговорила она. — А мне кажется, что в сочетании с глицинией это будет слишком, как ты считаешь?

Я задумался.

— А тебе платят за каждый цветок?

Она вздохнула.

— Профессиональный вопрос. Мне не следовало тебе его задавать. Надеюсь, ты хочешь взять «Ауди» только для того, чтобы доехать до университета Сан-Антонио?

Я бросил на нее свой самый невинный взгляд.

— Нет… Мне потом нужно будет кое-что сделать. Я бы предпочел не пользоваться своей машиной.

— Кое-что сделать, — повторила она. — Дорогой, когда ты в прошлый раз брал мою машину, чтобы кое-что сделать…

— Я знаю. Я заплачу за любой ремонт.

— Дело не в этом, Джексон.

— Так могу я поменяться с тобой машинами, мама?

Она положила кисточку, вытерла руки тряпкой и двумя пальцами достала цепочку с ключами из нагрудного кармана.

— У меня липкие руки.

Я снял ключ с цепочки.

— Спасибо.

Мама наклонилась к ограде и нарисовала новый лепесток. Мистер Эндемен продолжал печатать в столовой, время от времени поглядывая в окно, чтобы выяснить, ушел я или нет.

— Итак, ты волнуешься? — спросила мама.

Я вновь сосредоточился на ней.

— Относительно собеседования?

Она кивнула.

— Никаких проблем, — ответил я. — Встреча с профессорами — далеко не худшее из того, что произошло со мной на этой неделе.

Мама понимающе улыбнулась.

— Не беспокойся, все будет хорошо.

Она снова всмотрелась в мое лицо, и на мгновение мне показалось, что мать сейчас принесет салфетку, смочит ее языком и вытрет мне щеки, как она делала, когда мне было пять лет.

— Надеюсь, мы увидим тебя завтра.

— На твоем традиционном костюмированном вечере?

После стольких лет я надеялся, что мне удалось избавиться от неодобрительных интонаций; впрочем, похоже, у меня не очень получилось.

Она кивнула.

— Из чего не следует, что у нас не может быть двойного праздника, Джексон.

— Я постараюсь.

— Ты придешь, — настаивала мама.

Когда я уходил, она все еще не могла принять решение, следует ли нарисовать еще и виноградную лозу.