Тут и там. Русские инородные сказки - 8
Шрифт:
Ночами ей теперь снились змеи. Волны, бьющиеся о берег. Странно живые деревья.
Путешествие оказалось довольно приятным. Машина у отчима была удобная, музыку включали хорошую. Ажуолас отказался от обычной вежливой сдержанности, и они хорошо поболтали почти всю дорогу. У них нашлось много общих интересов, и Лоренца понадеялась, что когда-нибудь они подружатся. Когда узнают друг друга получше и привыкнут — она к новой стране и семье, он — к тому, что через десять лет после гибели матери отец снова женился.
Погода стояла нежаркая, но солнечная, еда в маленьком ресторанчике на полпути была вкусная.
И дом ей понравился. Он был деревянный, но основательный, прочный. Отчим,
Мама вытащила из сумки аккуратно свернутую скатерть, вязанную крючком, над которой просидела много вечеров еще в Петербурге. Скатерть легла на широкий дубовый стол — будто всегда тут была.
Видно, фотографии ее впечатлили еще давно, подумала Лоренца, почему-то немного обидевшись.
Дом ей понравился. На этом хорошее кончилось.
Нет, плохого не было. Отчим с самого начала относился к ней прекрасно, с мамой они всегда ладили, Ажуолас, хотя опять отстранился, оставался все же отличным парнем. Жить бы и радоваться. Но не жилось. Море, сосны и песок были прекрасны, дня два Лоренца ими любовалась, на третий все надоело.
Мама с отчимом наслаждались друг другом. У Ажуоласа были друзья в поселке — то ли местные, то ли тоже отдыхающие. Как-то они приходили в гости. По-русски из них говорила только одна девушка с длинными рыжими локонами, словно сошедшая с картины прерафаэлитов. Ей, похоже, не слишком-то нравилось появление в доме Ажуоласа юной особы, пусть и вроде как младшей сестры. С остальными приходилось объясняться по-английски. К Лоренце ребята отнеслись хорошо, даже приглашали с собой на прогулки, но, увы, прогулки были велосипедные, а она так и не сумела покорить двухколесного зверя. Сама мысль о том, чтоб взгромоздиться на это странное сооружение, приводила ее в ужас.
Ажуолас посмеивался.
— Пойми, — говорил он, — велосипед пока едет — не падает. Надо будет тебя поучить. Вот починю второй велосипед, займусь.
Но времени он не находил ни на починку велосипеда, ни на то, чтоб тренировать сестрицу. Все его помыслы были о рыжеволосой красавице. Так что Лоренца была предоставлена самой себе.
Все книги, что нашлись в доме, она прочитала, телевизор смотреть не любила, фильмы по видику… Да сколько можно?
Мама советовала заниматься языком. Сама она обложилась учебниками и уже довольно уверенно строила простые фразы.
— Зачем время терять? — воспитывала она дочь. — Все равно в школу пойдешь, надо будет язык учить.
Лоренца только плечами пожимала. Ну да, надо. В школе и выучит. А сейчас вроде каникулы.
Мама не понимала. Для нее освоить еще один язык было привычной забавой, интересной задачей. Она и так знала шесть, а учиться любила. Нравилось ей и заниматься хозяйством — после тесной квартирки, вечной экономии, занудной работы и множества халтур так приятно оказаться хозяйкой большого дома, и не одного. Дом был набит бытовой техникой, для уборки приглашали помощницу, да и неизбалованные мужчины многое делали сами. Так что ей оставались в основном приятные занятия. Подбирать полотенца в ванную в тон кафелю. Сервировать стол: в городе ставить белый сервиз и белые свечи, за городом — тяжелую керамическую посуду, а свечки — цветные. Готовить всё новые блюда. Принимать благодарность от любимого мужа — это после стольких лет одиночества. Мама попала в волшебную сказку. На роль сказочного не принца даже — короля отчим подходил идеально. Дочь все понимала. Но было чертовски грустно, что ей, Лоренце-Ларисе, в маминой судьбе уготована хоть и важная,
Лоренца снова вытащила альбом. Пока стояла жара, делала наброски прямо на пляже, жарясь на солнышке. Потом прошли дожди, похолодало. Она влезла в джинсы и кеды и стала совершать пешие прогулки в поисках натуры. Ей понравилась высокая ель, не то чтоб стройная и пушистая, напротив, морские ветры ее согнули и потрепали. Но очень уж она была выразительна. Лоренца решила, что подарит законченную работу маме и подпишет: «Елка».
Отчим иногда уезжал на несколько дней в город. Они оставались втроем и жили каждый сам по себе.
Так проходили дни, один неотличим от другого: вчера, сегодня и завтра — близнецы-тройняшки.
И когда в маленьком магазинчике, где она обычно покупала бутылку кока-колы или мороженое, повеяло «Красной Москвой», Лоренца, хотя и замерла на месте, поймала себя на том, что почти обрадовалось. Это уже походило на какое-то приключение.
— Это хорошо, что ты больше не убегаешь, — говорила старуха, когда они брели по обочине к автобусной остановке.
Лоренца несла пластиковый пакет, набитый макаронами, пачками смеси для каш быстрого приготовления, рыбными консервами и дешевыми конфетами. Бабка отоварилась от души, то и дело приходилось перекладывать пакет из руки в руку. Сумка с рисовальными принадлежностями все время соскальзывала с плеча. Никогда еще дорога до автобусной остановки не казалась такой длинной.
— Я в «Максиму» только по субботам езжу, — рассказывала копия бабушки, — сын меня на машине возит. У меня хорошие сыновья. А дочка — нет, бросила она меня. Замуж вышла, видишь ли. Не пара он ей. Чужие мы…
Бабушка, услышав про выбор дочери, сказала то же самое: «Чужие!» И бесполезно было говорить, что до своего переезда в Ленинград — тогда еще, в юные предстуденческие годы, — она сама жила где-то в этих краях. До сих пор в минуты волнения бабушка спрашивала «вы имеете?» вместо «у вас есть?»; иногда у нее прорезался легкий акцент, а ее девичья фамилия помогла Лоренце с мамой быстро получить нужные документы.
— Откуда вы меня знаете? — спросила Лоренца. — Мы же незнакомы. Бабушка говорила, что родни у нас тут не осталось… — Она осеклась, подумав, что поминать бабушку было не надо. И вообще лучше язык придержать: старуха и так знает слишком много.
А та мелко затряслась от смеха:
— Так и сказала? Ну, Регина гордая была. И сейчас такая? — Имя бабушки она произнесла как-то странно, акцент у нее был все же сильный. — С тобой верно, не знакомы. Я и Елку не видела ни разу. Регина давно уехала. В том году… В космос, кажется, полетели. Гагарин. Вот она уехала, не появлялась больше. Тебя как зовут-то?
— Лариса, — нехотя выговорила Лоренца.
Бабка закивала:
— Хорошее имя, хорошее. А меня зови Жиежулой. Бабка Жиежула — все меня тут знают. Вот, пришли. Давай ждать.
Автобус не показывался. Уйти было как-то неловко, надо ее хоть в автобус посадить. Старуха продолжала бормотать — то внятно, то начинала молоть какую-то ерунду. Похоже, она все же была старше бабушки и заговаривалась. А может, просто с головой плохо.
— Нет автобуса, — жаловалась Жиежула, — сын меня по субботам возит… Ну, я тебе уже рассказывала. Хорошие у меня сыновья. Как они гнались за ней — не догнали. Вышла, вышла замуж за змея этого. А ты послушай, я же вместо нее, — бабка Жиежула опять затряслась от смеха, — я ж ему гусыню подсунуть хотела! Ты представляешь?! Вот было бы смеху. Но хитер, мерзавец. Увез мою девочку… Ты видела город на дне моря? — вдруг спросила она резко и требовательно.