Тут и там. Русские инородные сказки - 8
Шрифт:
Город постепенно раскрывался, принимал новую жительницу. Крошечный и очень тихий, со страшно запутанными для привычного к строгой геометрии глаза улочками и переулками. Вместе с тем ее новый дом казался уютным и таинственным, словно сказочный городок, нарисованный в детской книжке. На самом деле, конечно, он был иным — город с давней историей и горькой судьбой, но пока Лоренца видела только то, что хотела: узкие улицы, черепичные крыши, плывущие в вечернем небе разноцветные шары-монгольфьеры. И думала, что, пожалуй, сможет его полюбить.
Звонила бабушка. Услышав бодрое: «Живем
Убирая в карман телефон, Лоренца вспомнила, как бабушка пила чай, морщилась и ворчала, что променять Петербург на какую-то дыру — это безумие. Прадедушка, который в свое время вывез семью в Ленинград, перевернется в гробу, потому что Елена мало того что сама спятила, так еще и тащит за собой ребенка. Куда? Зачем? Ответить на эти вопросы Лоренца не смогла бы, но было все равно неприятно.
Резко запахло «Красной Москвой».
— Значит, вернулись! — сказала бабушка.
Лоренца подскочила на месте. Снова она, что ли, заснула?
Бабушка была одета в темное и плотное, не по погоде, платье, волосы спрятала под кружевную шапочку, украшенную по краю тесьмой и бисером. На ногах она носила разношенные ботинки поверх мужских черных носков; эти распухшие конечности, казалось, принадлежали другому человеку — так странно сочеталась обувь с почти элегантным платьем. Ничего удивительного, старые женщины с больными ногами не всегда думают о красоте.
— Мы незнакомы, — пробормотала Лоренца. Теперь, когда первое ошеломление прошло, она видела, что женщина просто очень похожа на бабушку. Черты ее лица были острее, волосы — темнее, а глаза не карие, а бледно-голубые, почти совсем выцветшие. Но манера поджимать губы и складка на переносице — точь-в-точь как у бабушки. К тому же от незнакомки разило знакомыми духами.
Старуха усмехнулась:
— Ты-то меня не знаешь, а я ваших помню хорошо. Уехали они. Далеко уехали. А Елка-то вернулась. И ты вот приехала.
Лоренца сделала шаг назад. Елкой маму звали только домашние. Откуда могла знать это имя чертова бабка из другой страны, из другого мира? Но вопрос так и остался на кончике языка: подошел троллейбус, и нахлынувшая толпа их разделила, а потом, когда тротуар снова освободился, старуха уже исчезла.
Села ли она в троллейбус или просто растворилась в воздухе, Лоренца не заметила. Она пожала плечами, перешла на другую сторону улицы и принялась набрасывать и альбоме смешного ангелочка то ли амурчика, который хитро поглядывал на летнюю публику. Но желание рисовать пропало. У нарисованного ангелочка прищур получился недобрый, да и вышел рисунок криво… Должно быть, потому, что перед глазами все стояла старуха. Знакомое — и совсем чужое — лицо. Темное, как ночь, платье с серебристо-лунной круглой брошью под воротником.
Она сильно нажала на карандаш, и грифель сломался. Вот оно! Рисунок на броши она где-то уже видела. Коронованная змея. Та же, что и на монете, найденной в купе.
Стало зябко, хотя стены плавились от жары. Лоренца спрятала альбом и зашагала по проспекту.
Итак, она свихнулась. Заснула прямо в центре города и увидела кошмарный сон. Это вариант номер раз. Другое объяснение — старуха действительно была. И странная
А сходство с бабушкой… Может, показалось? Бабушка ведь правда отсюда родом, потому и похожа.
Но обмануть себя не удавалось. Старуха была не просто похожа. Словно родная сестра, похищенный в детстве близнец.
По дороге попался «Макдоналдс», Лоренца хотела было зайти, но ограничилась рожком мороженого.
Бабушка «Мак» ненавидела люто и всякий раз пилила внучку, стоило той направить стопы в сторону богомерзкого заведения. «Как можно не то что есть, в руки-то брать такую еду! Лерик, почитай, что умные люди пишут!» — «Бабушка! — закатывала глаза Лоренца, — туда не только есть ходят. Там, вообще-то, сортир бесплатный». — «И за этим туда не надо!» — звучал совсем уж странный ответ.
Когда Лоренца — тогда еще Лариса, Ларчик, Котенок — была совсем крошечной, они жили все вместе. В смутных воспоминаниях бабушка оказывалась мифологическим существом, всесильным божеством, властным карать и миловать. Она решала все: какой будет суп, что смотреть по телевизору, как одеть Ларочку на прогулку. Когда мама пыталась делать по-своему, начинался скандал — долгий и противный. То и дело поминался отец ребенка, которого никто из родни не знал и не видел; в конце концов мама сдавалась и дня два приходила в себя.
Потом умер давно разведшийся с бабушкой дед и оставил дочери квартиру в пятиэтажке на Железноводской. «Сдавать! — скомандовала бабушка. — Или съезжаемся!» Но мама неожиданно взбунтовалась и решила жить отдельно. Ларе об этом рассказали намного позже, а тогда она только и поняла, что живут они теперь вдвоем с мамой, спать она будет в своей комнате, а не за шкафом и что бабушка осталась в старом доме с башенкой возле Смоленского кладбища.
Божество смирилось не сразу. Первые недели она обрывала телефон, то и дело заявлялась без приглашения, пыталась забирать Ларису из садика — воспитатели были предупреждены и ребенка не отдавали. Длилась эта мелодрама с полгода. Наконец бабушка утихла, появляться стала реже и постепенно снова вросла в их жизнь. А когда Лариса пошла в школу, где продленку обещали, но не сделали, обходиться без бабушки стало совсем нелегко. Та охотно предложила помощь и незаметно сумела снова стать во главе семьи. Железная рука оделась в бархатную перчатку, но правила бабушка уверенно, ни капли не сомневаясь в том, что ей, и только ей, принадлежат жизни дочери и внучки.
Дома Лоренца достала монету и внимательно изучила узоры. Ошибки не было — на старухиной броши свились в клубок точно такие же змеи.
Внизу мама пекла пирожки к чаю и напевала. После переезда она стала совсем другой: моложе и еще красивее. Не шла — летела. Снова стала петь — просто так, а не когда в компании уговорят и почти насильно втиснут в руки гитару. Лоренца подумала, что, если пойти к ней сейчас, в лучшем случае мама просто отмахнется: ну, глупости! В худшем — забьет тревогу, опять потащит по врачам. Теперь уже невропатологом не отделаешься.