Тут и там. Русские инородные сказки - 8
Шрифт:
— Нож?
Победа была близка: Кузнец продумал свою тактику еще два дня назад и теперь блестяще воплощал ее в жизнь. Основная идея заключалась в том, чтобы не дать оппоненту углубиться в сентиментально-сентенциозные рассуждения о жертвенности и по возможности шокировать его практической стороной вопроса.
— Нож? — переспросил Кочевник нерешительно.
— Ну да. Хороший нож, закаленный в крови сильного жертвенного животного. Овца у нас одна, но можно взять Быка, это даже лучше: чем сильнее животное, тем крепче закалка.
Кочевник
Кузнец, который тоже замолк и ждал момента экстремума Кочевниковых переживаний, тут же добавил:
— И нож должен быть правильно изогнут. Понимаешь, когда нужно перерезать горло одним движением, изгиб очень важен.
Кочевника замутило.
Утро следующего дня очень затянулось. Кочевник сидел, привалившись спиной к стенке ящика и упираясь затылком точно в аккуратные дырочки. Солнце, показав край уже очень давно, застряло в этом положении. Что-то там у них не ладилось.
— Нет, — подумав, сказала Овца. — Это ты заперт в этом ящике. Я сижу здесь, снаружи стенок. А за стенками — весь этот сумасшедший мир, и ты тоже. Внутри ящика. — И на всякий случай быстро добавила: — Сам ты «инверсированное сознание», а дырочек в ящике мне вполне достаточно.
Кочевник молчал. Овца томилась.
— Ты наверняка знаешь множество важных мелочей. Мелочей, каждая из которых когда-то означала что-то очень-очень значимое… — В ее голосе зазвучали виноватые нотки.
Они опять помолчали. Овца повозилась внутри и вздохнула — Кочевник почувствовал затылком горячее и влажное.
— День, наверное, нужен специальный? — спросила она.
Кочевник медленно зажмурился. Глаза слезились, в них плясал багряный солнечный след.
— День — да. День нужен специальный. Но я думаю, что он придет, когда придет. День жертвоприношения, понимаешь?
— Ага, — громко переступила по дну ящика Овца, снова становясь язвительной, — жертвоприношение, понимаю, как же. Ты так и будешь закрывать мне обзор, в смысле — дырочки?
Кочевник вздохнул, не открывая глаз. Технические подробности ритуала пугали его, в том числе своей неопределенностью. Например, очень сложно было со сторонами света: жертва должна быть обращена головой в нужную сторону, и ему помнилось, что это очень важно. Это да еще нож. Мясо нужно разделить на три части: по крайней мере, в этом он был уверен. Овца требовательно стукнула в ящике копытами, Кочевник виновато посторонился. В дырке мелькнул карий, почти без белка глаз, а в нем отразился узкий серпик восходящего солнца.
— М-да,
С некоторым трудом Кочевник поднялся. Ящик был ему чуть выше пояса, в верхней крышке дырочек не было, он осторожно постучал туда кончиками пальцев.
— Даже не думай, — глуховато донеслось изнутри, — это Дуб. Тот самый, и если ты думаешь, что можешь вот так, запросто, без помощников, инструментов или хотя бы Медведя даже заикнуться…
— Понимаешь, это очень важно. Самый главный праздник в году, ну ладно, почти самый главный.
— Но может быть, это можно сделать в каком-то метафорическом смысле? Ты же не готов бросаться на нее, чтобы перерезать глотку?
— Дело не во мне. Она сидит в этом ящике, знаешь? С дырочками.
— Знаю. — Старшая Эдда быстро кивнула несколько раз. — Знаю. Она считает, что в ящике она даже больше Овца, чем без него.
— Дело не в этом. Я думаю, она меня боится. — Голос Кочевника обиженно дрогнул.
— Ее можно понять: ты переходишь с этим праздником все границы.
Кочевник вздохнул:
— Понимаешь, это очень-очень важно.Для меня и, я уверен, для нее тоже.
Старшая Эдда смотрела на него, похоже решая что-то про себя.
— Один мой приятель, когда ему приспичило, принес в жертву себе себя же самого, — наконец сказала она. — Ладно, пошли, тебе нужно поговорить с кем-то, кто обладает на самом деле широким кругозором и энциклопедичностью познаний.
— Вот, пожалуй, и всё. — Тот величественным жестом почесал перья на затылке.
Старшая Эдда демонстративно вздохнула: мертвый бог или живой, на память Тот не жаловался, лекция была длинной. Она осторожно переменила позу. Тот был основательно забытым богом, скорее даже — историко-культурологическим символом, так что интерьер подземного храма состоял в основном из картона, включая неудобные кресла перед величественным троном; сломать такое было очень легко. Подлокотники картонного же трона, впрочем, были из настоящего черного мрамора.
— Значит, вставить пальцы в ноздри и сильно потянуть на себя, обнажая шею? — Тщательно задушенный, сарказм в голосе Старшей Эдды почти не звучал.
— Проблема в том, — осторожно перебил Кочевник, — что Овца сидит в ящике уже вторую неделю и, очевидно, не готова к диалогу.
— Мы пытались поговорить с ней и предложить, например, некий метафорический подход к ритуалу… — Увидев, как отвисло у Тота нижнее подклювье, Старшая Эдда осеклась.
Старый бог, который на протяжении своего вдохновенного монолога об истории жертвоприношений смотрел на посетителей одним — очень мешал клюв — глазом, теперь величественно поворачивал голову туда-сюда, пытаясь поймать угол, при котором гости окажутся в зоне бинокулярного зрения.