Тварь
Шрифт:
– Что вы знаете о гигантском кальмаре?
– Ничего, то есть почти ничего. Я прочла пару статей по пути сюда. Насколько я поняла, еще никто его не сфотографировал, и этого для меня достаточно: не так уж часто кто-то из нас имеет возможность сделать что-то, что еще никогда раньше не делалось.
– Но знаете ли, для этого есть причина. Гигантские кальмары очень редки и очень опасны.
– Ну и что? – возразила она. – В этом и состоит интерес, не так ли? Взгляните на это с такой точки зрения. Нам платят за то, чтобы мы делали что-то, чего другие люди не могут сделать, даже имей они все деньги в мире, а именно рисковать и совершать открытия. Это и называется жить.
Глядя на нее, Шарп внезапно почувствовал укол боли, которую он не испытывал уже много месяцев, боли воспоминаний о Карен.
– А я говорю вам, – Гектор указал на эхолот, – здесь нет дна.
Слабый оранжевый луч вращался по круглому экрану, разгораясь ярче, когда проходил отметку 480 морских саженей.
– Вы уверены, что мы точно на месте?
– Спутниковая навигация показывает, что на месте, как раз там, где сказал Дарлинг.
Шарп выглянул в окно. Ничто в окраске воды не указывало на какую-либо отмель, море было везде одинакового серого цвета, как отполированная сталь.
– Отдайте якорь, – сказал он.
– Вам легко говорить, флотский, – возразил Гектор. – Это ведь не ваша пара тысяч за якорь и цепь.
– Отдайте якорь. Если вы его потеряете, я сам нырну за ним, – улыбнулся Шарп.
Гектор взглянул на Маркуса, проговорил: «Черт с ним» – и нажал пусковую кнопку. Они услышали всплеск, за которым последовал грохот цепи, проходящей через клюз. Кто-то из команды, одетый в тельняшку, стоял на форпике и наблюдал, как якорная цепь быстро погружается в воду.
– Не возражаете, если я включу наш сонар? – спросил Шарп.
– Валяйте.
Шарп включил прибор и прижался лицом к резиновой прокладке. Серый экран осветился, на нем появилась белая линия, создаваемая отраженными звуковыми импульсами и показывающая контуры дна, находящегося на расстоянии более полумили. «Где же она, – думал Шарп, – где эта таинственная мель, которая схватит и удержит якорь прежде, чем он провалится в бездну?»
Он услышал возглас Гектора: «Будь я проклят!» – и сразу же после этого в верхнем левом углу экрана появилась крошечная белая черточка, отражающая небольшое выпадание породы в скале. Грохот якорной цепи прекратился.
– Двести десять футов, – проговорил Гектор. – Откуда, черт возьми, Дарлинг знал об этом?
– Он провел двадцать пять лет здесь, на море, вот откуда, – пояснил Шарп. – Вип знает каждый прыщик на рифах, и он знал, как течение снесет ваш якорь.
– А знает ли он, где находится гигантский кальмар?
– Этого не знает никто, – ответил Шарп и спустился вниз, в салон.
Обедали в салоне: на стол подали гамбургеры, приготовленные в микроволновой печи, макароны и салат. Вымыв посуду, Эдди и два члена команды уселись у телевизора смотреть фильм «Охота за „Красным Октябрем“», а Гектор вернулся на мостик.
Стефани налила кофе Шарпу и себе, вынула сигарету из одного из чехлов для фотоаппаратов и пригласила Маркуса наружу, на открытую корму. Луна была настолько яркой, что затмила близкие к ней звезды, а море – ровным как зеркало.
– А как насчет вас? – спросила Стефани. – Вы женаты?
– Нет, – ответил Шарп, а затем, сам не зная почему, рассказал ей о Карен.
– Это тяжело, – согласилась женщина, когда он закончил свой рассказ. – Не думаю, чтобы я смогла справиться с болью такого рода.
Прежде чем Шарп смог что-либо ответить, они услышали голос Гектора:
– Эй, флотский.
Они прошли к носу судна по проходу вдоль левого борта и поднялись по четырем стальным ступенькам к внешней двери рубки.
– Идите сюда, – позвал Гектор.
Шарп вошел в рубку. В темноте она выглядела как опустевший клуб – ее освещали лишь красные, зеленые и оранжевые огоньки электронного оборудования.
– Что вы на это скажете? – Гектор указал на экран сонара.
– О чем?
– Мы поворачивались на якоре. Я думаю, может быть, мы повернулись так, что оказались прямо над каким-то погибшим кораблем.
Нагнувшись к прибору, Шарп подумал, какой бы это было приятной шуткой, если бы они на самом деле открыли старое кораблекрушение, невиданное и нетронутое сотни лет. У них есть подводный модуль, поэтому они могли бы добраться до погибшего судна и сделать фотографии, а может, даже что-то достать с него. Вип был бы поражен.
Шарп закрыл глаза, а затем вновь открыл их и сосредоточил взгляд на сером экране. Он знал, что изображения сонара могут быть поразительно точными, если исследуемый объект находится в хорошем состоянии, расположен вдали от других предметов и лежит на плоском дне. Он видел фотографии, сделанные с сонара, в «Нэшнл джиогрэфик» – снимок судна, которое затонуло в Арктике. Судно стояло на дне прямо, его мачты и надстройки были четко различимы, и оно выглядело так, как будто было готово к отплытию. Но это судно затонуло, стоя на якоре, и погрузилось на глубину трехсот футов. Здесь же, если и было судно, оно падало на глубину полумили, возможно, разваливаясь во время падения. Так что, скорее всего, это было не больше чем груда лома.
То, что он увидел, оказалось бесформенной массой. Он посмотрел на калибровочные цифры сбоку экрана. По-видимому, пятно составляло около двадцати или тридцати метров в длину, в общем-то подходящих размеров для затонувшего судна.
– Может быть, так оно и есть, – сказал Шарп.
– Взгляните на него завтра, из аппарата, – предложил Гектор. – В войну в этом районе погибло множество кораблей. Может, быть, это один из них. Продиктуйте мне, пожалуйста, данные по Лорану.
Шарп отошел от экрана сонара к Лорану и громко продиктовал данные Гектору, который записал их на листе бумаги.
Ни один из них больше не взглянул на экран прибора. Но если бы они это сделали, то увидели бы изменения в бесформенном пятне. Они бы увидели, что некоторые линии исчезли, другие появились, когда этот предмет на глубине трех тысяч футов под ними начал передвигаться.
24
Руки Карен тянулись к нему, ее глаза молили о помощи, она кричала, но кричала на непонятном языке. Он пытался добраться до нее, но его ноги не подчинялись. Он чувствовал себя так, будто пробирался по прозрачной грязи или будто что-то удерживало его и вынуждало двигаться, как в замедленных кадрах. Чем ближе он подбирался, тем дальше от него она казалась. И кроме того, что-то преследовало ее, он не видел что, но, должно быть, огромное и ужасное, так как ее страх перешел в панику, а крики стали еще громче. Совершенно неожиданно она исчезла, то, что преследовало ее, пропало, и все, что осталось, было громким, пронзительным звонком.