Тварь
Шрифт:
– Детеныш, – сказал Шарп. – Подросток.
– Не обязательно. Во всяком случае, это не важно, сексуальное влечение не замечает размеров. Даже если наше животное, как я думаю, в четыре или пять раз больше этого, инстинкт толкнет его к размножению. Если зверь самец, то он пожелает отложить свою сперму в этой штуке, если самка, то она захочет, чтобы ее оплодотворили.
– Ради какого черта эта тварь пожелает иметь что-либо общее с куском пластика? – спросил Дарлинг.
– Вот здесь-то и проявляется гениальность. – Тэлли начал отвинчивать стальное кольцо. – Я потратил годы, разрабатывая химический состав, в совершенстве воспроизводящий аттрактант размножения архитеутисов. За некоторое время я смог добыть образцы плоти двух мертвых кальмаров. Я вырезал яйцевод большой самки, которая попала на мель в Новой Шотландии, а затем, два года назад, я услышал, что на Кейп-Код была вынесена волнами часть мантии самца. К тому времени, когда я попал туда, от кальмара осталось немного, птицы и крабы поработали над ним. Но часть плоти была засыпана песком и таким образом защищена, и я смог добыть весь сперматофорный мешок. Он был более трех футов длиной. Месяцами я исследовал обе части, мужскую и женскую, при помощи микроскопов, спектроскопов и компьютеров. В конце концов я смог синтезировать химический стимулятор.
– Вы уверены? – спросил Дарлинг. – Вы когда-нибудь испытывали его?
– В природных условиях? Нет. Но в лаборатории – да. С научной точки зрения – это вполне обоснованно. Не буду утруждать вас научными подробностями, но так же, как собака в период течки испускает мускусный запах, так же, как люди реагируют на тестостерон и феромоны и все другие гормональные сигналы, гигантский кальмар реагирует на химические вещества, испускаемые другими особями этого вида во время периода, соответствующего тому, что у млекопитающих называется периодом течки. – Он прижал палец к отверстию под стальным кольцом. – Флакон жидкости, вылитый сюда и растворенный в морской воде, просочится через крошечные отверстия, расположенные за каждым крючком. Это создаст след, который протянется на мили. Архитеутис поймет, что кто-то его вида готов к размножению, и это будет зов природы, которому зверь не сможет противиться.
– А он не поймет, что его надули? – спросил Шарп.
– Нет. Вспомните, там, внизу, почти нет света, поэтому он не особенно полагается на свои глаза. Мы знаем, что он может менять окраску, но не знаем, может ли он видеть цвета, поэтому, чтобы не попасть впросак, я окрасил эту подделку в красный цвет, так как известно, что это цвет его возбужденного состояния. А форма нашей подделки выбрана правильно. Мы подвесим рядом с ней химические огоньки, так что если животное привыкло полагаться на свое зрение в подтверждение других восприятий, огоньки должны создать достаточно свечения, чтобы все казалось убедительным. – Тэлли помолчал. – Возможно, все это излишне, – произнес он. – След мог бы иметь то же действие, если бы я просто дал жидкости просочиться из флакона. Но то, что мы сделали приманку правильной формы и нужного цвета, не может повредить. Когда играешь в карты с неизвестностью, лучше иметь как можно больше козырей.
– О'кей, – согласился Дарлинг. – Итак: он появляется и до одури занимается с этой штукой любовью, а что потом?
– У зверя восемь рук и два щупальца, и он обовьет их все вокруг этого предмета. Он прижмется к нему. – Тэлли потрепал несколько крючков, крючки зазвенели. – Каждый из них проникнет в его плоть – недостаточно, чтобы насторожить его, и, конечно, недостаточно, чтобы причинить боль. Но когда он попытается уйти прочь, он не сможет это сделать. И тогда мы подтягиваем его вверх, просто достаточно близко к поверхности, чтобы я смог сделать съемку, а Осборн – убить его. Затем я вырежу несколько образцов. – Тэлли посмотрел на Дарлинга, затем перевел взгляд на Шарпа и улыбнулся.
– Что ж. Одно случится непременно, – усмехнулся Вип. – К тому времени, как тварь поднимется наверх, мы будем иметь одного взбешенного кальмара.
– Я так не думаю. Я считаю, его будет занимать только одна вещь: выживание. Быстрое изменение температуры воды может ошеломить его, изменение давления может убить его раньше, чем он достигнет поверхности. Он может быть так истощен, что не сможет дышать. Но что бы ни случилось, – закончил Тэлли, поворачиваясь и указывая на Мэннинга, – в этот момент к делу приступит Осборн.
Мэннинг подтвердил слова Тэлли коротким кивком и качнул винтовкой.
– Знаете, что меня пугает? – спросил Дарлинг. – Вы слишком уверены во всем этом. Мне приходилось видеть, как очень многие прекрасные планы полетели к чертям собачьим. – Он повернулся к Шарпу. – Маркус, я дьявольски рад, что мы изготовили себе эту бомбу.
– Вам не потребуется взрывчатка, капитан, – заявил Тэлли. – Вот увидите.
– Надеюсь, что так. Но из того, что я видел, я заключил, что эту тварь нельзя недооценивать.
Потребовалось больше трех часов, чтобы собрать сооружение Тэлли, которое представляло собой шедевр сложности, требующий тысячу футов троса, сотни футов кабеля и видеокамеру для кругового обзора при слабом освещении, которая помещалась в сфере из плексигласа размером с магический кристалл гадалки. Тэлли не учел, что предметы, подвешенные на длинном тросе под водой, имеют тенденцию непредсказуемо вращаться, и ошибочно предположил, что его камера будет висеть рядом с приманкой и сфокусируется на ней, поэтому Дарлингу пришлось принести снизу свою цепную пилу, найти маленькую доску, отрезать кусок и привязать его между камерой и приманкой как распорку.
– Сколько времени камера будет работать? – спросил Вип, когда Тэлли воткнул вилку провода в аккумулятор.
– Пленка рассчитана на сто двадцать минут, – ответил ученый, – и литиевая батарея у основания будет давать энергию камере и огням все это время. Но она не просто включится и будет работать без перерыва, ею управляет таймер, который включает ее на одну минуту через каждые пять минут. Я смогу также включить ее отсюда, когда найду нужным.
Уже наступили сумерки, когда сооружение было наконец готово. Ветер замер, и море напоминало луг, покрытый стальными валами.
Шарп наблюдал за парой чаек, круживших над кормой в ожидании подачки в виде хлеба и рыбы для наживки, а затем улетевших. Провожая их взглядом на запад, он внезапно что-то увидел вдали, на поверхности моря. Вначале он подумал, что это всплески ныряющих птиц, но нет, это были не всплески. Они были слишком длинными, а вода взметалась слишком высоко, скорее как брызги. Вскоре Шарп понял, что это.
– Смотри, Вип, – указал он рукой. – Киты.
– Это отрадно, – отозвался Дарлинг. – По крайней мере, еще хоть немного осталось.
– Какие это киты? Горбачи?
– Нет. Кашалоты. Горбачи не задерживаются на месте, как эти, они все время движутся. Кашалоты всегда собираются в стаи в сумерки. Не знаю почему. Может, чтобы пообщаться.
Тэлли посмотрел на китов, сложил ладони рупором и крикнул:
– Уходите отсюда!
– Дарлинг засмеялся:
– Что вы имеете против китов, док?
– Ничего. Я просто не хочу, чтобы они отпугнули архитеутиса. Вы знаете, они едят кальмаров.
– Я бы не стал беспокоиться по этому поводу, – ответил Дарлинг. – Я не знаю ничего из когда-либо созданного Господом, что могло бы заставить этого зверя бежать прочь от испуга. Киты не такие глупые, как мы, – они знают, когда нужно оставить все как есть.